Добро пожаловать в обезьянник

Совсем иначе вела себя Грейс. Она была воплощение радушия, веселья и, как мне показалось, неукротимой гордости. Она то вставала, то садилась, то вскакивала вновь – по десять раз за минуту – и буквально танцевала по гостиной, расписывая, где и что будет. Она щупала пальцами воображаемые ткани, лениво разваливалась на плетеном стуле, на месте которого однажды будет стоять шезлонг с обивкой сливового цвета, показывала руками ширину будущего шкафчика беленого дуба, куда она хотела встроить телевизор, радиоприемник и граммофон.

Грейс захлопала в ладоши и зажмурилась.

– Вы ведь тоже это видите? Ну видите?

– Очень красиво! – ответила Анна.

– И каждый вечер, когда Джордж будет возвращаться с работы, я буду наливать нам мартини из ледяного графина и ставить пластинку. – Грейс наклонилась к воображаемому проигрывателю, нажала несуществующую кнопку и снова села на стул. Я с ужасом увидел, как она покачивает головой в такт музыке.

Примерно через минуту этого покачивания Джордж тоже заволновался.

– Грейс! – окликнул он жену. – Ты засыпаешь. – Он пытался говорить как можно беззаботней, но в голосе все равно слышалась тревога.

Грейс тряхнула головой и лениво приоткрыла глаза.

– Нет-нет. Я слушаю.

– Вы очень здорово все придумали, – сказала Анна, беспокойно покосившись на меня.

Грейс вдруг вскочила и затараторила с новой силой:

– А столовая! – Она нетерпеливо схватила журнал со столика и принялась быстро его листать. – Погодите, где она, где? Нет, не то! – Она уронила журнал на пол. – Ах да, я же вчера вырезала ее и убрала в картотеку! Помнишь, Джордж? Там еще стеклянный стол с полочкой для цветов внизу?

– Ага.

– Я решила поставить такой в столовой. – Грейс просияла. – Прямо под прозрачной столешницей будут цвести фиалки, герань и все такое прочее. Здорово? – Она кинулась к картотечным шкафам: – Нет, вы должны непременно увидеть фотографии.

Мы с Анной вежливо наблюдали, как она водит пальцем по разделителям в картотечных ящиках – забитых, как я понял, образцами тканей, красок, обоев и журнальными вырезками. Она уже заполнила ими два шкафа и собиралась занять третий, который я привез из конторы. Ящики были названы очень просто: «Гостиная», «Кухня», «Столовая», – и так далее.

– Ничего себе система! – сказал я Джорджу, который как раз прошел мимо с новым стаканом.

Он пристально поглядел на меня, как будто пытался понять, издеваюсь я или нет.

– Да уж, – наконец сказал он. – Там даже есть раздел, посвященный моей будущей мастерской в подвале. – Джордж вздохнул. – Что ж, когда-нибудь…

Грейс показала нам квадратик голубого полиэтилена:

– Из этого материала будут шторки на кухне – над раковиной и посудомоечной машиной. Он не пропускает воду и прекрасно моется.

– Прелесть, – сказала Анна. – У вас есть посудомоечная машина?

– М-м-м-м? – переспросила Грейс, мечтательно глядя куда-то вдаль. – А, машина-то? Нет, но я уже знаю, какую мы купим. Это мы решили, правда, Джордж?

– Да, милая.

– И когда-нибудь… – весело сказала Грейс, перебирая пальцами содержимое ящичков.

– Да, когда-нибудь… – протянул Джордж.

Как я уже говорил, мы познакомились с Маклелланами два года назад. Анна, добрая и нежная душа, придумала безобидный способ ограничить визиты Грейс в наш дом. Но раз или два в месяц мы по-соседски пропускали по рюмочке то у нас, то у них в гостях.

Джордж мне нравился: он стал куда разговорчивей и дружелюбней, когда понял, что мы с Анной не станем издеваться над увлечением его жены, – все остальные соседи с удовольствием это делали. Он обожал Грейс и подшучивал над ее занятиями только при незнакомых людях, как это было в день нашего знакомства, а в компании друзей никогда не отзывался пренебрежительно о ее мечтах.

Анна храбро несла бремя одностороннего общения с Грейс – терпеливо и почтительно, словно слушая проповедь священника. Мы с Джорджем не обращали внимания на ее болтовню и с удовольствием разговаривали на прочие темы, не имеющие отношения к декору дома.

В ходе этих бесед стало ясно, что Джордж вот уже несколько лет не может вылезти из финансовой ямы и дела его отказываются идти на лад. Каждый месяц, с выходом очередного журнала по домоводству, это мифическое «когда-нибудь», о котором Грейс вела разговоры на протяжении пяти лет, откладывалось еще на месяц. Именно поэтому, а вовсе не из-за Грейс, рассудил я, Джордж пил столько виски.

Картотечные шкафы все пухли и пухли, а дом Маклелланов все ветшал, однако воодушевление Грейс ничуть не ослабевало. Наоборот, оно только росло, а мы снова и снова вынуждены были ходить за ней по дому, слушая бесконечные рассказы о том, как все будет.

А потом в жизни Маклелланов случилось два события, грустное и радостное. Грустным событием была внезапная болезнь Грейс: она слегла с какой-то инфекцией и два месяца пролежала в больнице. Радостное заключалось в том, что Джордж унаследовал немного денег от какого-то дальнего родственника, которого не видел ни разу в жизни.