Провал политики «Солнечного тепла» произошел по политическим причинам. То есть свернуть ее решило именно правительство. Когда Север провел свое первое испытание ядерного оружия в 2006 году, это никак не было связано с политикой «Солнечного тепла», что бы ни говорили ее критики. Это испытание было реакцией на враждебное поведение администрации Джорджа Буша-младшего, на ее отказ от дипломатических подходов в отношениях с Севером и разрыв соглашений, достигнутых предыдущей администрацией. Именно из-за Буша, по словам президента Кима Дэчжуна, закончилась эра теплых отношений. Резкие и быстрые шаги Севера по пути своей нуклеаризации – выход из Договора о нераспространении ядерного оружия, высылка инспекторов МАГАТЭ, испытания баллистических ракет повышенного радиуса действия – были сделаны с очевидной и ясной целью: получить козыри в игре с Вашингтоном. Все неудачи последующих администраций дают объяснения того, что далее происходило. Семья Кимов смотрела на мир широко открытыми глазами. Они видели падения Хуссейна и Каддафи. Это наглядно показало им, что с ними может произойти, если они поддадутся давлению США и пойдут на денуклеаризацию. Сейчас уже всем абсолютно ясно, что Север никогда не откажется от атомного оружия. События недавних лет привели к тому, что Север сейчас выглядит более сильным, чем когда-либо. Неудивительно, что они хвастаются своими ракетами, выставляя их повсюду напоказ. Именно к этому и привел нас отказ от сотрудничества. В этой версии басни победил ветер.
Ужин в восемь, поэтому мы въезжаем на гостиничную парковку, окруженную новыми зданиями. Везде пусто: в ресторанах, магазинах, супермаркетах и дьюти-фри – наверное, так может выглядеть любой городишко в горной местности на следующий день после апокалипсиса.
«Ну и куда мы идем? – спрашивает Алек, выходя из микроавтобуса. – Который из ресторанов наш?»
«Вон тот», – указывает Мин на прямоугольное здание без окон. Нет никаких признаков, что это ресторан. Она просто знает это.
Ну хорошо, время перекусить.
Улыбающаяся молодая официантка ведет своих единственных клиентов к накрытому столу и немедленно разливает напитки. Откуда-то из невидимых колонок раздаются первые аккорды «Пан-гап-сым-ни-да!», и три официантки с микрофонами приветствуют нас своей песней. Настроение быстро становится праздничным. Официантки поддерживают в нас стремление закутить, принося тамбурины и маленькие смешные кепки, чтобы запечатлеть всё это на фотографии.
Потом зал перестает пустовать, так как появляется большая семья из Пхеньяна и усаживается за большим столом, стоящим с краю от открытого пространства, которое было нашей импровизированной сценой. Они робко глядят на то, как мы по очереди выходим к караоке-системе, но не поддаются на все наши приглашения присоединиться. Я не знаю слов многих песен, в отличие от Алека и Александра. Поэтому одна из официанток постоянно сует мне тамбурин и подталкивает к сцене. К этому времени я уже успел выпить достаточное количество придающих уверенности напитков, что и подвигает меня, с короной из лилий на голове, запрыгнуть на сцену к Алеку и начать яростно колотить по тамбурину в такт песенки группы «Моранбон», которую тот поет. Мои удары придают музыке дополнительную динамику, я автоматически встраиваюсь в ритм, что, как кажется, не под силу большинству корейцев. Каждый раз, когда я сажусь на свое место, либо Ро, либо Мин, либо Ким, либо какая-то из официанток суют мне в руки тамбурин и заставляют снова подняться на сцену. Я начинаю подыгрывать музыке, к их очевидному удовольствию. В стране, где спонтанность и вольное поведение есть что-то, о чем почти никто не слышал, просто так пойти танцевать и отдаться музыкальным ритмам – это нечто новое. Никто не зашел так далеко, чтобы присоединиться к нам, но все наблюдали со своих мест, не шевелясь, – кроме Александра, который просто покатывался от хохота.
Наконец, моя очередь петь. В Вонсане Мин записала для меня текст песни «Ариран», любимой народной песни о воссоединении. «Это твое последнее задание, – сказала она мне тогда. – Тебе придется спеть ее в караоке».
Мне помогает одна из официанток, но, к моему собственному удивлению, я смог допеть до конца. Во всяком случае, я уже способен читать текст с экрана – особая благодарность госпоже Пак. Товарищ Ким аплодирует. «Замечательно, – восклицает он. – Всего месяц назад он не понимал ничего».
«Я до сих пор ничего не понимаю, – говорю я, – но, по крайней мере, я могу читать слова».
Ким улыбается: «Этого уже достаточно, чтобы как-то говорить».
Эпилог