После того как гид закончил повествование своим мрачным голосом и ответил на наши вопросы, мы фотографируем окружающую обстановку. Потом забираемся в автобус и отправляемся назад, в Пханмунчжом – деревню, которой вообще-то уже нет, но которая ассоциируется с подписанием Соглашения о перемирии. Сейчас Пханмунчжом – это просто название места, где разделенная страна пытается примириться со своим прошлым и продвинуться вперед к туманному и неясному будущему. Меланхоличное настроение мгновенно улетучивается, когда тот военный гид впрыгивает в заднюю часть автобуса и плюхается рядом со мной. Он хорошо выглядит, у него безупречный, не обожженный солнцем цвет лица, и он явно сыт. Без сомнения, он из состоятельной семьи с хорошими связями, так как всё это абсолютно необходимо, чтобы столь юный военный получил назначение на столь престижное место. Солдата из бедной семьи, из какой-нибудь тьмутаракани скорее отправят по первости куда-нибудь в стройбат, где его ждет изнурительная работа. Возможно, что он сюда попал также по причине своего высокого роста – с его ста восьмьюдесятью с хвостиком он просто должен возвышаться башней над остальными низкорослыми и чахлыми северокорейскими солдатами. Дохлая комплекция среднестатистического корейца тянется со времен «Трудного похода». Он обращается ко мне с энтузиазмом в голосе, одновременно жестикулируя своими грубыми и опухшими руками – результат ежедневных тренировок по тхэквондо, в процессе которых он кулаками разбивает деревянные плиты и кирпичи.
У него много вопросов – кто я такой, чем занимаюсь, – девушка-гид смеется, переводя мне эти вопросы. В основном он интересуется, что я думаю о его стране. Был ли я ранее в Южной Корее? Я отвечаю, что нет – действительно, к тому времени я еще туда не съездил. Я спрашиваю, откуда он родом. Он гордо отвечает, что из Пхеньяна. Он скучает по городу. Это место, которое он считает своим домом, которое знает лучше всего, в котором он уже не был на протяжении бессчетного числа месяцев, может, лет. Я могу ему ответить, что я тоже очень давно не был дома. Правда, по иным причинам.
Но сейчас нас объединяет эта общность, мы оба это знаем, без дальнейших обсуждений. Я – оттуда, откуда я есть, он – отсюда; и не в нашей власти это изменить. Мы оба из стран, которые решительно настроены делать то, что они считают нужным, следовать своим интересам с изобретательностью и агрессией. Может быть, в нас обоих есть некая частичка, которая подвигает нас посмотреть на наши миры и подумать, что в них реально, а что нет.
Он смотрит на меня, я смотрю на него. Он улыбается и пожимает плечами, говорит что-то по-корейски. Моя сопровождающая смеется.
«Что он сказал?» – спрашиваю я.
«Страны – это страны, – переводит она. – А люди – это люди».