Добро пожаловать в прайд, Тео!

Финальная овация длилась уже сорок пять минут. Последние двадцать из зала кричали одну и ту же фразу: «Выходи один! Выходи один! Выходи один!». Это кричала клака, которая забыла о своих коварных планах. А за ней скандировал весь зал.

Выходи один! Выходи один! Выходи один!

И он выходил. С солистами. Со всей труппой. С Энрико. С дирижёром. И один.

Триумфатор. Победитель. Фёдор Дягилев.

***

- Мы, итальянцы, такой народ, да! – Ди Мауро пытался перекричать овацию. – Сегодня мы любим, боготворим, а завтра - заметили помарочку - и понеслась нелегкая по кочкам. Но бывает и наоборот. Сегодня Тео заставил настроенную против него клаку аплодировать себе!

А потом он снова порывисто обнял Лолу. Его щеки были мокрые от слез. У Лолы были мокрые ладони. Она слишком сильно сжимала букет роз.

***

- Я тебя умоляю, Гвидо!

- Лола, это совершенно нереально. Ты просишь невозможного!

- Невозможного нет. Пожалуйста! Ты же многих тут знаешь. Мне очень надо его увидеть!

Жизненно необходимо. Она просто умрет, если не увидит его в самые ближайшие минуты. Его телефон не отвечает, но ведь Фёдор же здесь, рядом, между ними всего несколько стен и дверей. А что такое двери и стены? Ерунда. Лоле не привыкать открывать пинком двери и ломать стены.

- Давай заплатим, кому надо, - она хватает Гвидо за руку, пачкая его ладонь своей кровью. – Давай дадим взятку, давай встанем на колени. Давай убьем кого-нибудь, в конце концов!

Ди Мауро посмотрел на нее совершенно безумным взглядом, а потом крепко взял за руку и потащил за собой.

***

- Я не верю, - бормотал Гвидо, пока их вели по коридорам закулисных помещений. – Я не верю, что у нас это получилось.

- У тебя получилось!

- Господи… Неужели я его увижу?!

- Мы увидим.

У двери грим-уборной Дягилева им пришлось пробираться сквозь толпу желающих засвидетельствовать свой восторг. Но никого не пускали. А перед ними, а точнее, перед сопровождавшим их лицом – Лола так и не поняла, кто это был, но кто-то важный в театре - каким-то чудом дверь распахнулась. И они вошли.

***

- Я просил тебя спеть так, чтобы я потерял дар речи, - Кавальери медленно подходил к Фёдору. – А ты что сделал?! Что ты натворил, мерзавец?! Ты заставил меня рыдать!

Под смешными круглыми очками и в самом деле блестели слезы, и узкий рот как-то по-детски кривился. Энрико крепко обнял Фёдора, шепнув на ухо одно слово: «Спасибо!». А потом отступил на шаг, снял очки, оттер слезы и, уже улыбаясь, спросил:

- Ну как хвост, держался? Не отваливался?

Фёдор обернулся назад, словно хотел проверить – на месте ли хвост. И через секунду хвост упал. Вместе с Фёдором.

От удара тяжелого тела о доски дрогнула старая сцена.

***

Снаружи грим-уборной стояла толпа. Но и внутри было тоже немало людей – особенно для такого небольшого помещения. Но среди всех этих людей Лола сразу заметила одного. Это был невысокий, коренастый, с маленькими пухлыми руками, одетый в клетчатую рубашку и серые брюки человек. С виду – совершенно ничем не примечательный. Он стоял, наклонившись вперёд, и в его облике была одна важная деталь, которая сразу привлекала внимание - фонендоскоп на шее. Лола замерла.

- Я же сказал – никого не пускать! – раздался рядом визгливый фальцет. – Какого черта?! Что за проходной двор вы тут устроили?!

- Что с ним?! – Лола сделала несколько шагов вперёд – и перед ней расступились все, даже человек с фонендоскопом выпрямился.

Фёдор лежал на диване. Уже без сценического костюма и грима, в джинсах и футболке. Глаза закрыты, лицо непривычно бледное. Левая рука согнута в локте и прижата к груди.

Доктор отбросил на столик использованный шприц.

- Энрико, что происходит? У синьора Дягилева крайняя степень нервного и физического истощения, ему необходим покой!

В этот момент Фёдор открыл глаза. И увидел Лолу.

- Нет-нет, синьор Дягилев, вам нельзя вставать, ни в коем случае!

Но Фёдор не слушал врача. Он встал. Глаза цвета бутылочного стекла совершенно измученные, вместо рта – запавшая линия.

- Ты пришла.

И Лола бросилась к нему.

Она чувствовала, как он дрожит. Какой он непривычно не горячий, а едва теплый. Обхватила руками за широкую спину. Она испачкала своей кровью его футболку. Он своей – рукав ее тонкого синего платья. В эту минуту Лола была твердо уверена, что удержит его, даже если Фёдор вдруг пошатнется. Но он стоял недвижно, лишь пальцы его путались в ее волосах.

Предельно уставший, выжатый досуха, дрожащий от перенапряжения, часто дышащий. Самый лучший на свете. Великолепный. Любимый.

Где-то на периферии их маленького, только что созданного мирка на двоих слышались голоса, хлопнула дверь. Лолу от Фёдора сейчас можно было оторвать только тягачом, которым вывозят ракету на старт. И то – не факт.

- Синьора Ингер, - ее локтя коснулись. – Минуту внимания, всего минуту.

Одну руку она все же от Фёдора оторвала и обернулась.

Оказывается, ушли все – даже доктор. В грим-уборной остались четверо – они с Фёдором, режиссер и Ди Мауро с букетом цветов. Гвидо, похоже, просто прирос к полу.

- Да, синьор Кавальери?