Добродетельная вдова

Даниэль не верил, что можно любить кого-нибудь сильнее, чем он полюбил Элли. Он мог не помнить подробностей своей жизни, но был глубоко убеждён и чувствовал нутром, что любит Элли всем своим существом.

Неужели его чувства были так же сильны по отношению к той, другой женщине, до того как разбойники огрели его по голове?

Сейчас жена ничего для него не значила. Неужели и Элли перестанет что-то значить для него, как только вернётся память? Эта мысль ужаснула его. Ему не нужны воспоминания, ему нужна Элли!

Он посмотрел на неё. Она стояла, отвернувшись, рот растянут в гримасе — жалком подобии улыбки, глаза полны слёз. Она так старалась быть храброй и неунывающей, чтобы ему было легче. О, Элли, Элли… Как же можно так сильно влюбиться за такое короткое время? Как можно сразу столько потерять? И разве можно оставить её?

Сержант подал ему сапоги.

Элли смотрела, как Даниэль в последний раз, тяжело, поднимается по лестнице в её спальню. И хотя её руки были заняты — она вытирала стол, — все её мысли были с ним. Она представляла себе, что он сейчас делает. Как он стянул с себя рубашку, как выглядят под ней его широкая, крепкая грудь, великолепно вылепленные плечи, как он наклоняет голову, когда…

— Вот, миссис Кармайкл, вам за хлопоты.

Элли моргнула. Сержант что-то протягивал ей. Отрешённо взяв это что-то, она лишь потом разглядела увесистый маленький кожаный кошелёк, внутри которого слышалось звяканье.

— Что это?

— Плата.

— Плата? За что?

— За уход за капитаном Эмброузом, естественно. За что же ещё?

Ей будто оплеуху отвесили. Призвав всю свою гордость, она аккуратно положила кошелёк на стол:

— Нет, благодарю.

— Этого что, мало? — нахмурился сержант.

Элли неверяще уставилась на него. У неё разбито сердце, а этот человек думает, что она хочет выгадать несколько лишних монет?

— Никакой платы не нужно, сержант.

Тот упрямо выставил вперёд подбородок:

— Капитан Эмброуз не из тех, кто остаётся в долгу.

Элли в ответ лишь посмотрела на него так, что он, смутившись под её взглядом, затоптался, переминаясь с ноги на ногу.

— Элли, можешь подняться на минуточку, помочь мне? — позвал сверху Даниэль.

— Иду! — откликнулась она, и устало добавила: — Уберите свои деньги, сержант Томкинс. Нам они не нужны.

Она очутилась в его объятиях в ту же секунду, как вошла в комнату. Даниэль крепко прижал её к своему телу, она чувствовала его боль и желание.

— Не хочу покидать тебя, — простонал он и накрыл её рот жадным, голодным поцелуем.

Это было совсем не похоже на нежные, дразнящие, тёплые утренние поцелуи. Сейчас в нём говорила откровенная потребность. Жар. Отчаяние. Страх и желание. Настоятельная нужда.

Элли отвечала на его ласки и поцелуи с таким же отчаянным пылом, зная, что может больше никогда не увидеть его. Ах, и почему они не предались любви этим утром? Её дурацкие предрассудки казались глупостью сейчас, когда ей, вероятно, предстояла жизнь без Даниэля. От этой мысли её забила дрожь.

Он взял её лицо в ладони, горящие глаза, казалось, заглядывали в самую душу:

— Элли, обещаю, это не конец. Я как-нибудь разберусь. — Голос его срывался. — Я постараюсь вернуться и…

— Нет, Даниэль, — покачала головой Элли. — Лучше покончить всё одним махом. Я не смогу жить крохами. — Она крепко поцеловала его. — Я хочу тебя целиком. Крохи были бы наихудшей пыткой. А так — мне останутся воспоминания. Только как бы я хотела, чтобы мы… знаешь… этим утром.

— Предались любви. — И поправил он её низким хрипловатым голосом: — Не «знаешь». Ты хочешь сказать, что жалеешь, что мы не предались любви.

— Нет, Даниэль, даже без… — голос её прерывался, по щекам катились слёзы, — без физического обладания, мы познали… сотворили любовь. Неужели ты не чувствуешь её вокруг? Надеюсь, мы сотворили достаточно, потому что мне её должно хватить до конца жизни…

— О, Элли, моя милая, любимая Элли! — Он простонал и прижал её ещё крепче. — Как же мне вынести разлуку с тобой?

— Даниэль, ты должен. Ты женат. Ничего не поделаешь.

— Готовы, капитан? — окликнул снизу сержант. — Помочь вам?

— Чтоб ему пусто было! — пробормотал Даниэль, не отпуская её. Он зарылся лицом в волосы Элли, вдыхая её запах — запах жизни и любви. Он сожалел, что у них не было соития — это добавило бы в их отношения новое измерение, которое, он был уверен, Элли неизвестно. Однако она была права — даже без физического обладания, они познали большую любовь. Он отчаянно надеялся, что она достаточно велика, чтобы пережить возвращение его памяти.

Наконец, они неохотно разомкнули объятия и спустились. Элли почувствовала, как сержант окинул её цепким взглядом, и поняла, что выглядит как женщина, которая только что страстно целовалась. И гордо вздёрнула подбородок: ей было всё равно, что он о ней думает.

Сержант привёл с собой двух лошадей. Осёдланных, ждущих.

— А что со сквайром? — вполголоса обеспокоенно спросил Даниэль. — Я не мо…

Элли закрыла ему рот ладонью:

— Тссс. Не беспокойся об этом. Я справлялась с ним уже много месяцев. Ничто не изменилось.

Его губы шевельнулись под её пальцами, он коснулся языком руки и она отняла её, не в силах вынести больше.