Доброе дело

Итак, как наше с Шаболдиным дело выглядит сейчас? Мы знаем, что травить мужа из-за наследства Ангелине Гуровой никакого прока не было — она это самое наследство уже получила. Честно сказать, такой поворот мне даже пришёлся по душе, потому что всё, что я успел узнать о вдове отставного палатного советника Гурова, вызывало у меня симпатию к ней — и необычные для женщины её рода занятий умственные способности, и то, что она сумела избежать привычной для большинства актрис участи содержанки, и её участие в устройстве жизни девиц, пострадавших от растлителей, да и актрисой она была, если верить знающим людям, замечательной. Сам-то я Ангелину Красавину на сцене не видел — едва вернувшись из Мюнхена, попал на военную службу, так что мне тогда было не до походов в театр, а уже вскоре после моего возвращения из Усть-Невского она вышла замуж и сцену оставила. Вот, кстати, интересно — вернётся она в театр или нет? С одной стороны, доход по облигациям пусть и невелик, но в течение длительного времени обеспечит ей сравнительно безбедную жизнь, с другой же стороны, такая жизнь хороша для дворянской вдовы, но удовольствуется ли ею великая, как про неё говорят, актриса? Так или иначе, я мысленно желал Ангелине Павловне всего самого хорошего.

С вдовы мои мысли перескочили на её убитого мужа. Вот тоже, жаль человека, и далеко не потому лишь, что он стал жертвой гнусного преступления. Зная обстоятельства жизни Ангелины Красавиной, я ясно видел, что осуждение и непринятие светом второго брака Захара Модестовича не имели под собой никакого основания. Тем больше уважения заслуживал покойный, пойдя наперекор мнению света и не унижаясь до оправданий своих поступков. И даже если Захар Гуров и вправду собирался наказать родню, изменив завещание, он был в своём праве. В конце концов, вот не верится мне, что родным он не пытался объяснить, что его новая жена никакая не содержанка, и раз уж даже после его объяснений они Ангелину Павловну не приняли, то кто им судья, как не глава семьи?

А ведь прав Шаболдин — под подозрением у нас только старший сын и сноха Захара Модестовича остаются. Да, ясности тут никакой пока не просматривалось, но… Некому больше, просто некому. Тем не менее, полностью принять этот вывод мне что-то мешало, и я не мог понять, что же именно. Ощущение того, что чего-то мы с приставом не видим и не понимаем, так и продолжало напоминать о себе, к моему откровенному неудовольствию. И дело тут не только в наследовании по обычаю, что заставило бы Фёдора Гурова делиться с младшим братом, нет. Что-то от нашего внимания ещё ускользнуло, что-то важное…

За всеми этими размышлениями меня начал-таки одолевать сон, и уже проваливаясь в него, я подумал, что теперь, когда Ангелину Павловну подозревать смысла уже не имело, мы так или иначе с младшими Гуровыми всё проясним. Никуда они от нас не денутся. С тем и уснул.

Глава 11. Дела прошлые и планы на будущее

Эх, хотел я весь день накануне визита Леонида с Татьянкой уделить работе, ан не вышло. С утра позвонил Шаболдин, извинился и сообщил, что пришли бумаги из Минска относительно Ангелины Павловны. Что там может быть написано, я, в общем-то и так представлял, но ознакомиться тоже хотелось. Борис Григорьевич, добрая душа, пошёл мне навстречу, сказав, что велит сделать списки и пришлёт их мне с нарочным. Уже через полтора часа я сделал в работе перерыв, чтобы сначала поднести чарку губному стражнику, что принёс бумаги, а потом те бумаги читать.

Да, не пришлось мне жалеть о потраченном на чтение времени, не пришлось. Всё оказалось даже интереснее, чем я предполагал и даже чем говорила нам сама вдова. Четырнадцати лет от роду Ангелина Бруздяк поступила в услужение к купцу третьей тысячи Мошейкову, каковой Мошейков всячески склонял её к сожительству, а когда она в очередной раз ему отказала, взял её силою. Наслаждался юным телом Мошейков недолго — дождавшись, пока насильник уснёт, девица Бруздяк зарезала его взятым с кухни ножом. Поскольку речь шла о преднамеренном убийстве, дело передали в суд, где присяжные единогласным решением Ангелину Бруздяк оправдали, а судья ещё и взыскал с наследников Мошейкова двести рублей в пользу пострадавшей девицы.

Пятнадцати лет Ангелина Бруздяк устроилась служительницей в городской театр, а уже семнадцати впервые вышла на сцену. По справке из Минской городской губной управы выходило, что в актрисы девица попала, будучи взятой на содержание заводчиком Фалалеевым, тогда же она стала именоваться Ангелиной Красавиной. Особо долго, однако, карьера Красавиной как содержанки и провинциальной актрисы не продолжалась, и унаследовав от умерших один за другим родителей какие-то деньги, она уже через год перебралась в Москву.