Вспоминая услышанное, полковник Гуров чуть не плевался от омерзения. До чего гнусная провокация! Играть на самых лучших струнах человеческой натуры, на отцовской любви к дочери… А сколько пережил Виктор Покровский за эту неполную неделю?! Каких нервов ему это стоило? И теперь такой неожиданный подлый удар!
Да! Такие новости, что хоть стой, хоть падай. Особенно в той части, которая касается Светланы. Гуров ожидал чего-то подобного с момента разговора с Иконниковой, а Крячко был уже частично подготовлен Львом к тому, что услышал. И все же… Одно дело – составлять умозрительные схемы, и совсем другое – наглядно убедиться в их справедливости.
Гуров не стал пессимистом-мизантропом, хотя долгие годы сыскной работы, вынужденных контактов с отпетыми мерзавцами и негодяями, казалось бы, так и подталкивали его к этому. Нет, он не утратил веру в человека. Просто многие – не все! – его «клиенты» из криминальной среды утратили в глазах Льва право называться людьми. Как вот этот… оратор.
– Как ты думаешь, Виктор, кто это говорил? Кто озвучивал текст? Ты же крутился в «Артемиде», общался с ними. Не узнал голос? – спросил Гуров, когда попытка вторично прослушать запись оказалась безуспешной.
– Нет, не узнаю, – угрюмо покачал головой Покровский. – Я в основном имел дела с Решетовым и бухгалтерией. Но голос точно тот же, что передал инструкцию относительно ячейки и времени выема. Теперь понятно, почему был назначен конкретный час. Чтобы ждать меня в определенное время и заснять, как я из ячейки посылочку достаю.
– Кто бы это ни был, – сказал Крячко, – он из самой головки «Артемиды». И хочет твоими руками, Витя, свалить своего шефа. Мне кажется, что это его главная цель. То, что он употребляет местоимение «мы», по-моему, маскировка. Это одиночка. И откуда-то он знает нас со Львом.
– Значит, как-то пересекался с нами, – прищурившись, сказал Гуров. – Что поможет нам эту гниду вычислить, а займемся мы этим непременно. Виктор, а что это за «материалы, не имеющие отношения к налоговой службе», и некие загадочные «аспекты», которые «оказались в поле вашего зрения»? Ты понимаешь, на что он намекает? Это важно, потому что если главная цель неизвестного негодяя – пристроить с твоей помощью своего шефа на скамеечку подсудимых – здесь я со Станиславом согласен! – то еще одна – сделать так, чтобы ни ты, ни кто другой не совали носа… Куда?
– У меня по материалам работы с этой клятой «Артемидой» уже папочка приготовлена, – ни секунды не раздумывая, откликнулся Покровский. – Для передачи в ГУ по борьбе с экономическими преступлениями Службы криминальной милиции МВД. Хотите ознакомиться? Только она у меня на работе.
– Не сейчас, тем более что мы со Станиславом Васильевичем не слишком хорошо разбираемся в экономических преступлениях. Как-нибудь попозже своими словами расскажешь. Важен сам факт! Это очень хорошо, что такая папочка имеется.
– Но что же нам теперь делать? – Голос Покровского дрогнул. – Эх, Светланка! Удружила… Чего угодно ожидал, но такого!.. Сам, наверное, виноват.
– Прежде всего не дергаться и не торопиться с выводами, – резко сказал Лев. – Особенно тебе, Виктор Алексеевич. Девочке, вероятно, основательно закомпостировали мозги. Запутали и задурили. Встретитесь – разберетесь по-семейному. Кто виноват? Что делать? Самые русские вопросы, век бы их не слышать. Думать! Поскольку карты перемешали, следует подумать, во что мы играем и какие козыри…
– Вечно ты со своими козырями, точно картежник какой, – досадливо сказал Крячко. – Противник-то по-прежнему неизвестен!