Добролёт

– Лес мой, я его привёз ещё несколько лет назад. Хотел мельницу построить.

– Что, и трактор твой?

– И трактор. Я его из хламья собрал.

– Но трактор числится в лесничестве.

– Может, и числится. И я, блин, числюсь. Но деньги мне не плотют. И нечего здесь пальцы загибать. Уйди с дороги!

Краем глаза я заметил, что к школе бегут люди. Дело принимало дурной оборот. Ещё не хватало стрельбы.

Ощепков, заметив бегущих людей, махнул леснику рукой, показывая, чтобы он скрылся с глаз, и подошёл ко мне.

– Ну зачем же так? Можно договориться по-хорошему, – хмуро глядя куда-то мимо меня, буркнул лесничий. – Зайдите ко мне в контору, поговорим.

Мне не хотелось начинать новую жизнь в Добролёте с нешуточного конфликта, и я, прихватив «Архи», пошёл в контору мириться со здешнею властью. Всё ещё сомневаясь в правильности своих действий, прямо от порога достал из портфеля бутылку и поставил на стол.

– А это ещё что? – строгим голосом спросил лесничий. – Взятка? Я взятки не беру!

– Ну, это вроде вступительного взноса.

– С носа? – Ощепков вяло рассмеялся.

– Можно ещё и борзыми щенками.

– Какими щенками? – Лесничий уставился на меня понимающим взглядом.

– Например, щенками северной лайки.

Лесничий ещё раз глянул на бутылку с незнакомой этикеткой, пытаясь разглядеть, что за продукт я выставил на стол.

– Хорошего щенка северной лайки я бы взял, – подумав немного, сказал Ощепков.

И до меня вдруг дошло, что мой давний подарок Шугаеву стал известен не только директору леспромхоза.

– Хорошо, я постараюсь, – пообещал я. – Только вы поговорите с моим соседом, как его там по батюшке?

– С Лёхой, что ли? Хорошо, я с ним поговорю. Его в Чечне контузило. Ну, иногда срывается. Я и сам не знаю, что от него можно ждать…

В тот же день Коля сделал ещё несколько ходок и привёз к школе целый штабель брёвен. Можно было подумать, что я решил построить новый дом.

– Зачем мне столько? – спросил я Речкина.

– Это бревна из осины. Баню построишь. – Широкая улыбка играла на его тёмном цыганском лице. – Я договорился здесь с ребятами, если немного заплатишь, мы тебе поднимем дом. Все будет по уму, командир!

Ещё Коля принёс мощный тракторный домкрат, бензопилу, лом и кувалду и насадил новое топорище. Вскоре подошли двое парней, обмерили дом рулеткой, сделали зарубки на брёвнах – и пошла работа. Когда брёвна были ошкурены и обработаны кипячёным маслом, Коля подогнал к дому трактор и, засунув под стену клыки, начал потихоньку поднимать её вверх. Устало, как суставы у старика, захрустели, затрещали брёвна, и тут же, стрельнув, треснули и полетели на землю осколки оконных стёкол.

– Ничего, мы вставим новые, – успокоил меня Коля.

Выскочив из кабины, он зашёл в дом и посмотрел на кирпичные печные трубы. За долгие годы, забыв своё изначальное место, они, подлаживаясь под осевшую стену, дали крен и сейчас, упершись в поднимающийся потолок, пошли трещинами. Коля топором выбил закрывающие щели коротенькие доски и продолжил подъём стены. Когда между сгнившими брёвнами фундамента и стеной образовалась щель, он выглянул из кабины и скомандовал:

– Выкатывайте гнильё!

Мы тотчас ломами и железными, специально привезёнными Речкиным крюками выкатили сгнившие брёвна и подставили по углам заготовленные на такой случай чурки. А после закатили и начали собирать новый оклад.

Часа через два дом стоял на свежесрубленном и заранее обработанном маслом окладе. Я отошёл немного в сторону и взглянул на окна: приподняв брови, но лишившись некоторых стёкол, они смотрели изумлённо, но бодро. Заглянув в дом, я повеселел ещё больше – горбатый пол выпрямился, спрятал свой пузатый живот и стал ровным, и про него можно было сказать: хоть сейчас пляши! Тут бы сгодился не только патефон, но и гармошка.

– Ну вот, а ты переживал, – точно подслушав мои мысли, рассмеялся Коля. – Я к тебе на новоселье принесу гармошку, и мы на всю деревню вдарим:

– Броня крепка и танки наши быстры…

И потекли, полетели дачные денёчки! Вернувшись из рейса, я садился в машину и мчался с очередными покупками в Добролёт. Во время очередного приезда в Добролёт я привез щенка северной лаечки. Её мне подарил знакомый охотник в Ербогочёне, которую я хотел отдать Ощепкову. Щенка увидел Речкин, и по его загоревшимся глазам я понял лаечка ему понравилась. Он взял её к себе на руки, раскрыл щенку рот, глянул нёбо, помял бока, заглянул в уши, ощупал ноги и опустил на землю. Когда она отбежала в сторону, щелкнул пальцами. Лаечка мгновенно остановилась и посмотрела на Речкина.

– Слух хороший и реакция что надо. Нетруслива. Где взял? – спросил он.

– На Севере, в Катанге, у знакомого охотника.

– То, что надо! Я породу по голове вижу. Нюх хороший, будет ходить за соболем. И глазки у неё умные. А мои собаки постарели. Ленятся. А у этой есть родословная?

– Только на словах. Но хозяин один из лучших охотников в Катанге.

– Такой породы здесь уже днем с огнем не найдешь. Все порченные, полукровки.

Мысли мои пошли зигзагом, ещё не до конца решив, как же мне поступать дальше, я, кивнув в сторону лаечки, сказал: