Вон из моего дома, вон из Киева, вон из страны — фразы мелькали в голове, но многолетняя привычка учитывать государственный фактор удержала Владимира от непоправимого. Княжество Польское, в данный момент более или менее в одиночку противостоявшее Второй Римской Империи, иметь в качестве врага было бы безумием. Киевские бразды правления, едва удерживающие огромные территории восточных и северных славян, могли порваться при первом же серьезном польском ударе по Киеву.
— Никогда больше не говори об этом, — сказал Владимир. — Этого разговора между нами не было. Я уважаю в тебе старого друга и доброго воина.
Сказать или не сказать, думал Болеслав. Нет, лучше не говорить. Когда же это Владимир считался с пожеланиями своих детей, тем более женского полу. Но что же делать, поселяне? Что же делать?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ПРИБЫТИЕ В КИЕВ
Проснулся Хелье на рассвете, частично от холода, частично от смутной тоски, переходящей по мере приближения к цели в нешуточное волнение. На правом берегу, на фоне светлеющего неба, на вершине пологого склона, возвышалась таинственно и величественно Десятинная Церковь. Сам город, огромный, многодомовый, начался внезапно, стремительно проступая контурами и разрастаясь. Он подавлял своими размерами, настораживал утренней мистической тишиной, манил и пугал. Частокол жилых домов частично скрывала ранняя весенняя зелень, а над зеленью высились купола храмов. На реке еще не было солнца, но Десятинная, ловя первые лучи, светилась розовым светом.
Бодрствовавший всю ночь Годрик бросил руль и взялся за весла, направляя ладью к берегу. Дир проснулся, посмотрел вокруг, кивнул, заютился, закрыл глаза, свернулся в клубок, и сказал сонно:
— Правь к Подолу, Годрик.
— Где бы нам остановиться? — спросил Хелье риторически.
— У межей, — ответил Годрик.
— Знакомые какие?
— Да.
— Им можно доверять?
— Нет. Кто ж межам доверяет.
— Годрик, заткнись, — сказал Дир, не открывая глаз.
— Не понимаю, — пожаловался Хелье.
— Что тут понимать, — возразил Дир недовольно и замычал. — Это кто как. И где. Ковшам, к примеру, еще опаснее доверять, чем межам. А знакомых ростовчан у меня в Киеве нет.
Межи оказались самыми обыкновенными иудеями. Вообще, эта манера восточных славян давать народностям клички поражала своей повсеместностью. В Скандинавии тоже давали клички — к примеру, шведы называли датчан крыжами, но далеко не все тридцать с лишним скандинавских этносов имели в дополнение к традиционному наименованию презрительную привязку.
— А у греков тоже есть кличка? — спросил Хелье.
— Шапары, — ответил Дир.
Дом знакомого Диру межа размерами напоминал дворец Олофа, а качество меблировки было значительно выше. Впрочем, как Хелье убедился в последствии, таких домов в Киеве было немало. И вообще — маленькая северная Сигтуна не шла ни в какое сравнение с пестрым, шумным, размашистым центром ковшей. Это он и раньше знал.
Хозяин дома, самодовольный, пузатый, черноволосый меж имел большую семью, около дюжины детей (преобладали дочери), и молодого управляющего с зелеными слегка навыкате глазами, по имени Яван, который на поверку оказался его, хозяина, побочным сыном. Сам хозяин имел обычное для межа, то бишь иудея, имя Авраам.
Авраам принял Дира с компанией одновременно радушно и снисходительно. Обнялись. Дир представил друга, которого Авраам оглядел оценивающе и хмыкнул. Оказалось, что Анхвису Авраам знал, а Светланка приходилось ему родной, вполне законной дочерью.
Где-то между изначальными объятиями и рукопожатием Хелье уяснил для себя, что Авраам считает Светланку женой Дира наравне с Анхвисой. Хелье взглянул на Дира, и Дир поднял брови.
Наверное, Авраам думает, что все наоборот — Светланка жена, а Анхвиса наложница, решил Хелье. Но вообще-то странные обычаи в Ростове.
Сразу несколько дочерей Авраама выскочили приветствовать гостей, стесняясь и пунцовея пухлыми щеками, и, пробормотав или пропищав (в зависимости от возраста) невнятные приветственные слова, разбрелись по углам и оттуда, из углов, искоса и с большим недоверием залюбовались на Хелье. Варанг смоленских кровей подумал, не покрасоваться ли — не разрезать ли, к примеру, на Аврааме рубаху одним ловким взмахом сверда, но решил, что это будет выглядеть странно и вместо того, чтобы восхищаться его, Хелье, сноровкой, здесь будут думать о нарушении правил приличия. Люди вообще склонны думать о второстепенных вещах, не замечая главных.