Добронега

Хелье, решивший пока что не садиться, осматривался и вдруг заметил в дальнем углу группу людей, не занятых ни игрой, ни распиванием браги, ни даже шутливым разговором о том, о сем. Четверо мужчин беседовали о чем-то, что не имело отношения к заведению. И все бы ничего, но в одном из них, стоящему в профиль, Хелье узнал Житника.

В прошлую их встречу Житник проявил себя не с лучшей стороны, а такие вещи скоро не забываются. Тогда при Хелье не было сверда. А теперь был.

Четверо беседующих, договорившись о чем-то, направились в соседнее помещение. Хелье посмотрел на Дира. Друг его в этот момент говорил сидящему рядом с ним наблюдающему:

– У меня чувство, что она сейчас проиграет. Поставим на проигрыш.

Опрятно одетый холоп поднес к столу на деревянном подносе дюжину кружек с брагой. Дир взял одну и залпом ее осушил. Звякнули по столу брошенные в игру крашеные медяки. Хелье, решив, что Дир будет еще некоторое время следить за игрой, тихо и быстро пошел вслед за Житником и его собеседниками.

Четверо поднялись по какой-то угловой лесенке, один за другим. Хелье подождал, пока замыкающий (не Житник: Житник шел впереди) скрылся из виду, и пересек помещение. Тихо ступая и следя, чтобы ступеньки не скрипели, он поднялся по той же лесенке на узкий деревянный пассерель между первым и вторым уровнями терема. Здесь была всего одна дверь, и она оказалась открытой. Хелье вынул сверд и проследовал внутрь комнаты. Она оказалась пуста, но справа была следующая дверь, и из-под этой двери сочился свет.

Присев на корточки, Хелье заглянул в замочную скважину. Часть тускло освещенной комнаты за дверью была видна. Там кто-то ходил, раздавались голоса. Хелье приник к скважине ухом.

– Поэтому, – услышал он голос Житника, – нам вовсе не нужно предпринимать что бы то ни было в этом направлении. Люди Марии сами сделают так, что Предслава вдруг останется в Вышгороде.

– То есть, ее похитят у Владимира из-под носа.

– Похитят? Нет, она пойдет туда сама.

– Она что, влюблена в этого поляка?

– Этого я не знаю.

– А Владимир, естественно, против.

– И этого не знаю. Знаю только, что Владимиру не с руки в данный момент сердить Хайнриха Второго.

После некоторого молчания один из троих собеседников Житника сказал:

– Получается, что Хайнрих Второй, рассердившись, вступит с Владимиром в войну…

– …предварительно помирившись с поляком, – добавил другой собеседник.

– Именно, – подтвердил первый. – И вдвоем они придут в Киев…

– … и у власти окажется ныне опальный Святополк, верный Содружеству, – заключил второй.

– Не надо говорить всего этого вслух, – сказал Житник недовольным тоном. – И вообще это все покамест – праздные разговоры. Я бы, друзья мои, определился все-таки на вашем месте – из всех заинтересованных сторон, кого именно вы намерены поддерживать? Чтобы потом слезы не лить от досады.

После паузы, первый собеседник перечислил:

– Есть люди Марии, есть Болеслав, Святополк, Неустрашимые, и твой повелитель.

– У меня нет повелителя, – заметил Житник. Подождав, пока степень неловкости молчания достигнет нужного ему уровня, он продолжил: – Вы забыли упомянуть соседние силы, не имеющие прямого отношения к делу, но тоже весьма заинтересованные. Есть Базиль Второй Константинопольский. Есть теплая парочка – Хайнрих и Бенедикт. И есть погрязшие во внутренних конфликтах Скандинавия с Британией. Есть также остатки империи Шарлеманя, терзаемые нынче теми же скандинавами. Сын Свена Вилобородого, Кнут, требует себе трон на острове. Санчо Третий воюет с Халифатом за иберийские владения. Это все очень далеко, поэтому на здешние территории никто из них не претендует. Зато военные силы и золото запросто обмениваются на влияние даже на таком расстоянии. Есть также наши всеми любимые печенеги. И есть межи, которые свое отвоевали, и теперь желают участвовать в делах только и исключительно с помощью манипуляций. И вы, друзья мои, очень неразумно поступили, не пригласив сюда ни одного межа.

– Межей в Киеве двадцать человек, – подал голос третий собеседник.

– Да, – подтвердил Житник. – И все они имеют больше дел с Содружеством Неустрашимых, чем все мы, вместе взятые. Им не нужен тайный список руководителей Содружества, как нужен он нам. Они и так всех знают поименно и, возможно, лично.

– С нас хватит главного межа, – возразил первый собеседник. – Нам, Житник, все равно, кто будет следующим правителем – так или иначе, все киевские князья ковшеют за месяц. Дело не в правителе, но в исполнителе. Тридцать лет мы терпим этого кровопийцу.

Житник понимал, что имеется в виду, конечно же, Добрыня. Этих не переубедишь, да и не стоит оно того. Межом Добрыня никогда не был, и кровопийцей был последние лет двадцать не больше, чем любой другой исполнитель воли властителя в любой стране. Но зажиточных киевлян и просвещенную болярскую молодежь объединяла нынче иррациональная, звериная ненависть именно к Добрыне, и они готовы были присягнуть на верность кому угодно, хоть дьяволу, хоть Хайнриху Второму, лишь бы увидеть Добрыню на лобном месте в качестве приговоренного.