Добротолюбие. Том II

Впрочем, человек Божий, когда находит удобство к совершению доброго дела, не утерпит, чтобы не доказать любви к Богу трудом делания своего.

243. В борьбе с движениями похоти плотской почитай для себя крепким оружием – удаление от лицезрения женщин; потому что противник не может произвести в нас того, что в состоянии сделать природа силою своею. Не думай, что природа забывает о том, что естественно всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в сем подвиге. Но удаление от предметов вожделения умерщвляет в членах похоть, производит забвение о ней и истребляет ее.

Предметы, когда их не видят, производят легкое и едва ощутительное движение; а предметы, когда их видят, возбуждают страсти близостию, питают их, как елей питает горение светильника, – и страсть, уже омертвевшую и угасшую, воспламеняют снова.

Естественное движение, без присовокупления чего-либо отвне, не может возмутить чистоты произволения и потревожить целомудрие; потому что Бог не дал природе силы преодолевать доброе произволение устремляться к Нему.

Если же произвольно увлекаемся иногда чувственным и предаемся или ядению и питию в превосходящем меру количестве, или сближению с женщинами, смотрению на них и беседе о них, – чем воспламеняется и быстро распространяется в теле огнь похотения; то естественно кроткое движение в теле изменяем при сем в свирепое и неукротимое, – этими прибавлениями к естеству по побуждениям воли своей.

Что ни сотворил Бог, все сотворил прекрасно и соразмерно. И пока правильно сохраняется в нас мера соответственности естеству, движения естественные не могут понудить нас уклониться с пути: но в теле возбуждаются одни стройные движения, которые дают только знать, что есть в нас естественная страсть, не производя однако ж щекотания и смятений, сильных воспрепятствовать целомудрию.

244. Бывает иногда движение в членах и по Божию попущению за наше самомнение. О сей брани знаем, что когда долгое время бываем внимательны к себе и порядком утрудимся, даже почитаем себя преуспевшими несколько, попускается нам терпеть ее, чтобы научиться смирению.

Другие еще брани происходят от нашего разленения и излишнего упокоения плоти, чрез оставление всего прискорбного и притрудного в порядках жизни нашей, – наипаче же неисходного пребывания в келлии и тяготы телесного труда. Прискорбность, притрудность и теснота жизни вяжут и умерщвляют сладострастие; а льгота, доволь и покой плоти развязывают, питают и возращают его.

Бог и Ангелы Его радуются, когда мы в нуждах, а диавол и делатели его, – когда мы в покое. Прискорбность и теснота расширяют и успособляют делание заповедей; а покой дает место страстям и чрез то стесняет и пресекает делание заповедей.

В утесняемом теле помыслы не могут предаваться опасным парениям. Когда кто с радостию несет на себе труды и прискорбности, тогда легко может обуздывать помыслы, потому что трудами они приводятся в бездействие.

Когда человек, памятуя прежние грехи свои, наказывает себя, тогда Бог благоволительно взирает на него. Бог радуется, что, за уклонение от пути Его, сам он наложил на себя наказание, – что служит знаком покаяния. И чем более делает принуждения душе своей, тем паче приумножается Богом благоволение к нему.

Всякая же радость, причина которой не в добродетели, в обретшем оную возбуждает немедленно похотливые движения.

245. Добродетели одна другой преемственны, чтобы путь добродетели не был трудным и тяжким, чтоб можно было преуспевать в них по порядку и находить в этом для себя облегчение, и чтобы таким образом самые трудности, переносимые ради добродетели, соделались любезными, как нечто доброе.

Так, никто не может приобрести нестяжательности действительной, если не уготовит себя к тому, чтобы с радостию переносить искушения.

И никто не может переносить искушения, кроме уверившегося, что за скорби, к участию в которых уготовил он себя, можно приять нечто превосходящее телесный покой.

Кто лишает себя вещественного, но не отнял у себя действительности чувств, – разумею зрение и слух, – тот уготовил себе сугубую скорбь, и будет сугубо бедствовать и скорбеть. Ибо если мысленные представления вещей без самых вещей производят в человеке болезненное чувство, – что скажем, когда при нас и близко к нам самые вещи? – В этом случае от ощущений, производимых этими вещами, человек терпит то же самое, что прежде терпел при совершении дела; потому что памятование о привычке к ним не выходит у него из мысли.

Как прекрасно в сем отношении отшельничество! В нем остаются искусителями только помыслы; но и к укрощению помыслов оно много и сильно содействует.

246. Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобою образа жизни, хотя он и крайне мудр. Доверь помысл свой лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не испытав на деле.