Доброволицы

В это время я заметила группу вооруженных солдат, направивших дула винтовок на наш дом. Не знаю, какая сила меня толкнула, — я пригнулась, и в это время посыпались стекла — ставня стала как решето. Другого залпа не последовало, и я перебежала в переднюю, где было безопасней. К концу дня снова пришел мой брат справиться обо мне и повторил, что меня ищут и мне следует скрыться. Нина посоветовала надеть платье ее горничной, а я еще повязалась платком, как крестьянка, и пошли мы с ней к ее старшей сестре, которая была замужем и жила отдельно. Таким образом я скиталась в течение двух недель от одних добрых людей к другим (под видом прислуги), пока не уехали матросы из города и не наступила как будто тишина. Тогда я снова надела сестринскую форму и пошла в свой лазарет для военнопленных австрийцев. Доктор Нефедова сообщила нам с сестрой Женей, что многие добровольцы не успели уйти из города и скрываются в склепах на кладбищах, в водопроводных люках и других потаенных местах и что надо носить им пищу и штатскую одежду и помогать как-то выбираться оттуда и распыляться. Для этого сформировалась подпольная группа, через которую мы и будем действовать. Все строго должно было держаться в тайне, иначе мы не только их подведем, но и себя. Пока мы работали вчетвером, врачи Нефедова и Копия, сестры Женя и я; мы очень боялись доверить кому-либо свою тайну, а с подпольной группой имела связь доктор Копия, у которой муж был доброволец-офицер.

Поскольку у моего отца было большое знакомство с известными жителями города, то на моей обязанности лежало доставать штатскую одежду и деньги. Откликнулись все, к кому бы я ни обращалась. Давали все, что я просила, и люди эти в свою очередь просили меня, в случае надобности, обращаться к ним снова, но, конечно, соблюдать осторожность. Я понемногу переносила вещи в лазарет, в известное только нам место, и отсюда доктор Копия передавала куда было нужно. Дальше нашей четверки я ни с кем не имела дела. Во главе подпольной организации называли военных с известными нам именами. Был «свой человек» в управлении ЧК (в то время возглавляемой латышом Лацисом), который доставал документы (тех времен пропуски на выезд из города) с печатями, и многих удалось вытащить из склепов и отправить в другие города.

Однажды я прихожу в лазарет, и от доктора Нефедовой мы с Женей узнаем, что отправили к поезду тридцать человек (я думаю, что отправили так много сразу потому, что, видимо, уже было спокойно и отправка застрявших добровольцев шла без помехи и гладко). Перед отходом поезда нагрянула облава и, как сообщили, искали этих тридцать человек. По-видимому, среди нас был шпион, который выдал. Нескольким добровольцам все-таки удалось прорваться, убежать под вагонами и скрыться, перемахнув через забор железнодорожной станции. Хотя в них стреляли, но все-таки некоторым удалось уйти. Один из них (а может быть, и больше) пришел обратно и рассказал про этот ужасный случай. Нашего благодетеля из ЧК арестовали. Что было с ним, я не знаю, но нетрудно догадаться. Мы на время приостановили работу, но позже удалось распылить всех остальных.

Был такой случай. В одном из склепов (кладбищ было несколько в городе) прятались несколько человек. Они не имели пищи и сильно изголодались. Один из них увидел проходящую старушку-нищую и попросил «добрую бабушку» принести чего-нибудь покушать, а «добрая бабушка» привела красноармейцев, и ясно, какая участь их постигла.

Испытала и я на себе случай человеческой низости. Когда красные заняли Ростов в 1918 году, а Корнилов с армией ушел на Кубань, некоторые сестры милосердия, не успевшие уйти, скрывали у себя отставших добровольцев, которые были или отрезаны от армии местными большевиками или ранены и не могли ходить. Одного такого приютила и я. Я его приняла в нашу семью с согласия моего отца. У этого молодца были отморожены пальцы на ногах (он был добровольцем, но не офицером, профессии я его не знала, а имя забыла), и я ему делала перевязки дома, чтобы он не показывался на улице и не привлекал бы внимания соседей. Когда как будто настала тишина в смысле «ловли кадетов», он начал выходить, но жил у нас. Однажды, когда я пришла из лазарета домой, папа мне говорит: «Знаешь, Зина, опекаемый тобою твой «крестник» — подлец и очень опасный; он нас может предать». Я спросила папу, почему он так думает. На это папа рассказал, что этот типик потребовал большую сумму денег, которых наличными у папы не оказалось — банки были закрыты и денег не выдавали. Папа ему об этом сказал. Тогда он пригрозил, что если папа ему не достанет денег, то он скажет куда следует, что наша семья скрывает кадетов и т. п. Его не было дома, и я сразу же пошла предупредить других, чтобы были осторожны. Не знаю почему, но он больше не приходил. Заговорила ли совесть или он уехал, но больше он у нас не появлялся. Я очень беспокоилась не только за мою семью, но и за тех, кого он встречал у нас в доме, — так как ему доверяли и говорили при нем не остерегаясь, он даже принимал участие в наших разговорах и планах.