Добровольно проданная

— Да, мне что-то нехорошо, — хватаюсь за эту мысль, отбрасываю руку Константина, встаю из-за стола и быстро выхожу их столовой.

Забегаю в туалет на первом этаже, включаю свет и осматриваю себя в зеркало, Глаза пьяные горят, щеки раскраснелись, губы припухли, дыхание сбивается. Боже! На меня все смотрели! Он мерзавец! Ему доставляет удовольствие меня унижать?! А самое гадкое то, что между ног очень влажно и пульсирует, требуя разрядки,

— Аааа! — стону в голос, открываю воду и начинаю умываться. Противно от самой себя. Сжимаю ноги, закрываю глаза, пытаясь прийти в себя и отрезветь. Меня трясет от злости и возбуждения, Кажется, даже становится физически плохо: тело горит, трясет, низ живота ноет.

Вздрагиваю и замираю, когда ручка двери резко дергается.

— София! Открой! — требует Константин.

— Я сейчас, — вновь умываюсь, поправляю платье и спешу. Гашу свет, распахиваю дверь, но выйти не успеваю, Адамади вталкивает меня назад в темную комнату, Запирается и, не включая свет, в полной темноте прижимает к холодному кафелю,

— Кто тебе разрешал сбегать от меня?! — рычит, тяжело дыша, обжигая меня своим горячим дыханием, Я не вижу его холодных глаз, но подозреваю, что там сгущается грозовое небо, и сверкают молнии,

Он хватает меня за подбородок, сдавливает скулы и еще сильнее вжимает в холодный кафель, лишая дыхания, позволяя почувствовать его дикое, злое возбуждение,

— Не смей больше этого делать! — впивается в мои губы, как голодное животное, снося меня своим напором.

За столом он казался таким спокойным, Откуда столько дикой страсти? Всасывает мои губы, проталкивает язык, цепляя мой,

— Отвечай мне! — кусает за губы, а я не могу дышать от его напора, Нет, я не боюсь, страха нет, просто куда-то плыву, Мир вокруг кружится, а тело горит огнем. Неуверенно соприкасаюсь с его языком, еще и еще всасываю напористые наглые губы и выдыхаю Константину в рот, когда он грубо сжимает мою грудь через ткань платья. Мужчина отрывается от меня и резко разворачивает к себе спиной, вжимая щекой в кафель.

— Прогнись! — требует и тянет за бедра; помогая принять нужную позу, задирает подол платья.

ГЛАВА 15

Константин

Меня не просто кроет диким голодом — меня лихорадит. Кто бы мог подумать, что эта девочка может вот так заводить, похлеще самого сильного афродизиака, Я хотел расслабить ее и сыграть на стыде. Как правило, маленьких девочек заводит что-то грязное и запретное, о чем стыдно даже подумать. Чем больше напряжение — тем сладострастней разрядка. И стыд — отличный этому помощник.

Когда я ласкал ее под столом, то кожей чувствовал каждую эмоцию, а точнее коктейль чувств: вина, замешательство, смирение, смущение, тревога, страх и тягучее возбуждение, которое ее тоже пугало. Она держала «лицо», скрываясь за неуместными улыбками и бокалом вина, Нет, я не хотел ее напоить. Алкоголь в умеренной дозе — всего лишь катализатор, ускоряющий реакцию. Вино позволило ей чувствовать себя легче, отпустить страх и расслабиться, чтобы понять свое тело.

Мне не нужна безжизненная кукла. Мне нужна ее отдача и эмоции. Мне нужно чем-то питаться. Душевные инвалиды нуждаются в постоянном допинге, а точнее в чужих эмоциях и чужой энергетике. И я, черт побери, не ошибся в этой девочке, она умеет отдавать. Настолько чувствительна и ведома на эмоции, что хочется выть от возбуждения.

Никто даже не заметил, как плывет ее взгляд, как дрожит тело и учащается дыхание. София достаточно хорошо это маскировала. Можно подумать, что девочка просто пьяна и раскованна. Только я знаю, что плывет она не от вина, а от моих наглых пальцев.

Боже, как же вкусно она реагировала. Наивная, она полагала, что я позволю окружающим наблюдать ее экстаз. Нет, девочка, я жуткий собственник и эгоист. Все твое удовольствие должно было достаться лишь мне. Я просто хотел довести ее до грани. Чтобы потерялась и ничего не соображала, чтобы похоть взяла верх над разумом. Кончить прилюдно, даже если никто не видит, я бы ей не позволил.

Она сама почувствовала эту грань и сбежала, немного нарушив мои планы. Мне хотелось нашептать ей грязных пошлостей, тем самым еще раз сыграть на ее стыде и отправить в комнату ждать меня. Разозлило ли меня ее самовольство? Да. Но я умею перестраивать планы на ходу. Секс в темном туалете, когда за стенкой гости, — еще острее.

Прижимаю малышку к стене, и самого трясет от возбуждения. Целую, сжимаю ее дрожащее тело и теряю контроль. Становлюсь диким, голодным зверем, который хочет растерзать свою добычу. Хочется жадно отобрать у нее все, что она способна мне отдать, и дать понять, что это не страшно. И даже боль может нести экстаз. Главные ее проблемы — страх и неопытность. Она еще не научилась чувствовать тело и не раскрыла в себе сексуальность. И ей страшны любые перемены. От этого мой кайф еще глубже, потому что именно я задаю ее сексуальное поведение и позволю себя почувствовать.