Добровольно проданная

— Да, «мы», — ее губы растягиваются в язвительной улыбке. — Я тоже с ним спала, — заявляет она. И мне почему-то неприятно. Самое странное, что я принимаю ее слова об игрушках Адамади, о том, что он использует женщин, в том числе и меня. Я продала себя, он купил и пользуется — все честно. И у каждого товара есть свой срок службы. Но Виктория… Не знаю почему, но меня окатывает едким разочарованием. — Нет, между нами не было отношений, — продолжает она и переводит взгляд на окно, рассматривая свое отражение. — Мы просто трахнулись под алкоголем. Я сама себя откровенно предложила. Можно сказать, навязалась, пользуясь его состоянием. И он взял, грубо, жестко и быстро. Я не жалею, это того стоило. Это был самый лучший секс в моей жизни, но… — она горько усмехается и запивает свою горечь вином. — Знаешь, что самое гадкое в этой ситуации? — спрашивает, словно саму себя. — То, что он извинился на следующий день. — Самое унизительное, что может произойти с женщиной, это когда мужчина извиняется за секс. «Прости Виктория, такого больше не повторится», — она копирует голос Константина. — Словно между нами произошло что-то отвратительное… — женщина почти залпом допивает вино и немного теряет ориентиры, пошатываясь в кресле. — А ведь я даже не была подругой его жене. Так, знакомая, коллега… — ее язык заплетается.

— Жене? Он был женат? — сглатывая, спрашиваю я. Не знаю, почему меня это удивляет, он взрослый мужчина. Мне казалось, что Адамади убежденный холостяк и не способен на большие чувства. Он предпочитает рыночные отношения.

— Да, у него была и жена, и ребенок. Счастливая семья. Он безумно их любил… — Виктория откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза.

— А где они сейчас?

— Их больше нет… Вот они и… /били в нем… все… — сбивчиво бормочет она, погружаясь в сон.

Допиваю чай, встаю с дивана, забираю пустую бутылку, бокал, из которого пила Виктория, и уношу все на кухню. Мою посуду, а у самой тысячи мыслей в голове. Константин спал с Викторией, он был женат, и у него есть ребенок. Разве отцы не видятся с детьми, даже если развелись? Хотя моему отцу на меня абсолютно плевать. Возможно, и ему все равно, где и с кем его ребенок, нуждается ли он или нет. Но что-то не сходится. В голове текст, словно нужно прочесть между строк, а я не могу… Все плывет. Пазл не собирается.

«Он просто нашел в тебе замену. Воплощение прошлого. Ты как хорошая подделка, очень качественная, чистенькая, уязвимая, глупенькая, но, к сожалению, не оригинал. И вот он лелеет свою подделку, потому что оригинала уже нет и не будет… Их больше нет… Вот они и… убили в нем… все…»

За этим кроется что-то большее, не банальный развод. Адамади предали, а он не простил? Думаю, такие мужчины не прощают предательств.

Поднимаюсь наверх и теперь точно понимаю, что не усну. Все это не должно меня тревожить. Ни его прошлое, ни настоящее. Моя задача — отдавать ему себя и отрабатывать деньги. А потом, после, пытаться собрать себя по кусочкам и жить дальше. Только внутри все сжимается и давит на грудь, вынуждая сердце биться как сумасшедшее. Это все окончательно лишает мен покоя, и я сажусь в кресло у окна, кутаюсь в любимый плед — единственную вещь, которая напоминает мне о доме, и смотрю на ночное небо. Как странно… Никак не могу распознать свои чувства.

Он приехал перед рассветом. Черный внедорожник останавливается перед главным входом, и я замираю, всматриваясь в окно. Из машины выходит высокий мужчина, муж Мирославы, он быстро открывает пассажирскую дверь, и я зажимаю рот рукой. Константин медленно выходит из машины. Его когда-то идеальные брюки разорваны, нога выше бедра перевязана белым бинтом, сквозь который сочится кровь. Рубашка помята и забрызгана бордовыми каплями. В свете фонаря он очень бледен. Вадим помогает ему подняться по лестнице, а Адамади сжимает челюсти и морщится, каждый шаг даётся ему с трудом. Мое сердце разрывает аритмией.

Скидываю с себя плед и выбегаю в коридор. Понимаю, что в одной комбинации, и возвращаюсь в комнату. Надеваю халат, плотно затягиваю пояс и выхожу назад.

— Грек, бл*ть! Хватит геройствовать! — слышу их голоса на лестнице и замираю. — Надо в больницу.

— Не сдохну, — хрипло произносит Константин. — Андреич справится и дома. — Все, дальше я сам, — с придыханием говорит он, словно нечем дышать. — А ты к жене поезжай, уже весь телефон оборвала.

— Андреевича встречу — уеду, — мужчины проходят в коридор, и я вновь забегаю в комнату. Облокачиваюсь на дверь, и, кажется, самой нечем дышать. Слышу, как они заходят в комнату, вновь выхожу и уже решительно иду к спальне Константина. Сталкиваюсь в дверях с Вадимом и отступаю.

— Что с ним?

— Бандитская пуля, — ухмыляется мужчина. Он тоже слегка потрепан, но вполне здоров.

— Можно мне к нему?

— Это ты у него спроси, — отвечает он, обходит меня и спускается вниз. Решительно нажимаю на ручку двери и вхожу в окутанную мраком комнату. В нос бьет запах улицы и гари с примесью терпких духов Константина. Он стоит возле кровати спиной ко мне и снимает с себя грязную рубашку, кидая ее на пол.

— Почему не спишь?