Добровольцы

Брюссель безжалостно разграблен,
Придушен древний Амстердам,
С петлей на шее Копенгаген,
И Прага — боевой плацдарм…

Как было б тихо все и мило,
Когда б не эти времена!
Скучает под Берлином вилла,
Там Грета бедная одна.

А муж, любивший жар каминный,
Картишки, тихий разговор?
О боже мой! Он ставит мины!
Подумать страшно: он сапер.

На Гуго каска с эдельвейсом,
На пряжке, надпись: «С нами бог».
Берлин сквозным проехав рейсом.
Домой он забежать не смог.

Его в Париже звали «бошем»,
Но там он очень славно жил,
А вот сегодня переброшен
Вдруг на восток, в унылый тыл.

Зачем? Солдат обязан строго
Секретный выполнить приказ.
Но вот знакомая дорога,
По ней он едет в третий раз.

(В Москву он ехал и обратно
Когда-то мимо этих нив.)
На летний мир смотреть приятно,
Глаза ладонью заслонив.

И лишь когда на берег Буга
Июньской ночью вышел взвод,
Догадка осенила Гуго
И вызвала холодный пот:

«А как же договор с Россией?
Ведь это ж подлость и обман!»
А вот тебя и не спросили!
Над Бугом ежился туман,
Мерцали огоньки в долине —
Так близко, хоть подать рукой.
Пел соловей на Украине,
Из Польши отвечал другой.

И вдруг ракета в небе сонном,
Снаряда первого полет.
И Гуго со своим понтоном
К чужому берегу плывет,
Где пограничники в секрете,
Вступив с врагом в неравный бой,
Костьми полягут на рассвете,
Отчизну заслонив собой.

И на душе у Гуго пусто, —
Коль у него была душа, —
Застыли мысли, сжались чувства.
И он плывет, плывет, спеша
В края, где он бывал когда-то
Как друг. Но он ходил тогда
Не в тесном кителе солдата,
А в робе, сшитой для труда.

Забудь! Забудь! Ты часть машины,
Дерзнувшей растоптать весь мир.
Как схож шинели цвет мышиный
С окраской танков и мортир!
Грузовиков тупые морды,
Кривые лица егерей…
Рванулись в наступленье орды
Читавших Ницше дикарей.

Ревут моторы на пределе.
Итак, недели через две,
А может, и через неделю,
Придется побывать в Москве.

…Москва! И молодой и старый,
Мой город ненаглядный спит.
Молчат застывшие бульвары,
Зеленые, как малахит.

Волшебна эта ночь в июне,
Кратчайшая из всех ночей.
Как тихо… Ветерок не дунет,
Не потревожит москвичей.

Мир предрассветный чист и хрупок,
И озаряет темноту
Лишь буква «М» из красных трубок,
Вход в Молодость или в Мечту.

Там, под землей, в сыром туннеле,
Грохочет полуночный труд.
Кайтановы о важном деле
На рельсах разговор ведут.

Им предстоит в июле отпуск —
Шахтком вручил путевки в Крым.
«Позволь, отец, а как же отпрыск?»
«Пусть бабушка побудет с ним».

Нет! Без него не может Леля
Пробыть и дня. Он так болел!
«Возьмем его с собою, что ли?
Подправить парня врач велел».

Идет бетон тяжелым валом
В тот предрассветный час, когда
Рванулась по карельским скалам
И по карпатским перевалам
Вослед за орудийным шквалом
На нашу родину беда.

…Заря несмело замерцала
На самом верхнем этаже.
Я отложил перо устало,
Пора бы и прилечь уже.

Взглянул в окно. Бульвар и площадь
Слегка увлажнены росой.
И солнца первый луч на ощупь
Скользит по линии косой.

И сквозь сиреневую дымку,
Сквозь тополиный теплый снег
С несмелой девушкой в обнимку
Идет военный человек.

Да это ж Слава, право слово!
Он не один! Вот это ново!
Кто эта девушка? Не знаю,
Но вижу, как она, горда
Тем, что влюбилась навсегда.
Ее рука, почти сквозная,
Еще не ведала труда.

Она — другое поколенье,
Что подросло за нашим вслед.
Но Слава ищет повторенья
Неповторимых юных лет.

И иногда бывает страшен
Его печальный долгий взгляд:
Вдруг назовет не Таней — Машей.
И вспыхнет, словно виноват,
И повторяет: «Таня, Таня…»
И снова счастлива она.
А ты готова к испытанью?
А ты готова к расставанью?
Сегодня началась война.