Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

В чем ее моральность, автор очень хорошо показывает на протяжении всей книги. Развитие знания, говорит он, наиболее эффективно происходит в обществах с либеральной интеллектуальной системой. Как и другие либеральные системы, она имеет возможность «краудфандить» ценное (в данном случае — ценные идеи) и естественным образом выбраковывать ненужное. Так же (путем отбора наиболее удачных моральных идей) развивается и моральное знание, прогресс которого мы можем наблюдать в течение последних столетий. Любые попытки ограничить свободу мысли уменьшают шансы на то, что ценная идея, в том числе моральная, будет услышана или вообще родится. А искоренять предубеждения силой центральной власти значит просто насаждать те предубеждения, которые близки этой власти. Стало быть, для более счастливой жизни всех членов общества свободу мысли и слова лучше никак не ограничивать.

Почти все это мы слышали со времен Мильтона, но Рауш вплетает в старую канву новые детали и аргументы. Он предлагает термин «либеральная наука», чтобы показать, как научный образ мысли помог выстроить самую эффективную на сегодняшний день систему сортировки информации (систему, позволяющую отличать истину от заблуждения). А дальше популярно объясняет, почему появившиеся на рубеже веков такие позитивные во многих отношениях социальные явления, как политкорректность, уважение к меньшинствам и стремление минимизировать психологический ущерб, могут при не удачном раскладе положить этой системе конец.

Либертарианская и утилитаристская логика Рауша может быть не близка, но она невероятно завораживает. Иногда у автора хочется спросить, не сошел ли он с ума. Иногда возникает желание поморщиться: «Ну зачем он так?» Сидящий в глубине души поборник человеколюбия то и дело подначивает: «С такими друзьями и враги не нужны». Но в конце, несмотря на все локальные несогласия, вдруг начинаешь понимать, что ни добрых, ни злых инквизиторов вокруг себя терпеть больше не хочется. Их было слишком много. Хватит.

И тут сами собой формулируются ответы на вопросы, которые раньше в разговорах с людьми приводили в замешательство. Почему свободный журналист — лучше, чем скованный миллионом внешних обязательств. Почему разумная мера оскорблений — это нормально. Почему информационные споры лучше решать не в суде, а в органе профессионального саморегулирования (напомню, что в России это — Общественная коллегия по жалобам на прессу). Почему, в конце концов, это почти никогда не дело правительства — решать, какие мысли можно произносить вслух, а какие нет.

И последнее. В России на наших глазах происходит потрясающий процесс — борьба меньшинств и исторически ущемляемых групп за свои права. Ярче всех, на мой взгляд, выступают феминистки. В своих блогах и телеграм-каналах они делают очень важное дело, меняя устоявшийся взгляд на вещи. Но в пылу схватки — и это банальность, но ее стоит повторить — угнетенные нередко становятся угнетателями. Они превращаются в яростных цензоров, готовых загрызть своих идейных оппонентов. Я очень надеюсь, что активисты самого разного толка тоже прочтут эту книгу и вместе со всеми нами — консерваторами и либералами, патриотами и космополитами, журналистами и пропагандистами, гуманистами, ксенофобами, гомофобами и женоненавистниками — перестанут призывать к линчеванию тех, кто с ними не согласен.

Карина Назаретян,

кандидат философских наук, эксперт Общественной коллегии по жалобам на прессу, апрель 2019 года

Глава 1. Новые угрозы для свободы слова

В 1990 году Национальное собрание Франции приняло несколько новых законов, которые ужесточали существовавшие в то время меры против расизма. Это произошло на фоне общественных волнений из-за разорения во Франции еврейских могил. Французские газеты были взбудоражены деятельностью правых экстремистов и возрождением антисемитизма в Европе и Советском Союзе. Поэтому новое законодательство никого не удивило. Но было что-то подозрительное в том, как мало внимания обратили на это событие — как будто его и обсуждать особенно не стоило. В газетах писали примерно так: «Новые меры запрещают ревизионизм — распространенную среди правых экстремистов тенденцию ставить под сомнение факт холокоста во время Второй мировой войны».

Некоторые слова навевают смутные воспоминания: меры, которые «запрещают… ставить под сомнение». Где-то мы это уже слышали.

Само по себе принятие такого закона во Франции — это любопытный и слегка тревожный эпизод, но не более того. Намерения были наилучшими. В реальности многие (вероятно, большинство) из тех, кто отрицает холокост, — ярые антисемиты и действуют по злому умыслу; то, что холокост происходил, доказано. Поэтому что тут обсуждать. Все и так понятно.

Но нет. Действия французских властей нельзя рассматривать изолированно. Они — часть более общей картины.