Добрые книжки

— Вы только не волнуйтесь, Алексей Николаевич, я вас одного в беде не брошу. — пообещал Дмитрий Романович. — Знайте, что я всегда нахожусь рядом и контролирую ситуацию насколько это в моих силах.

— Спасибо, Дмитрий Романович. Вы настоящий друг.

— Клей обязательно рассохнется в ближайшие часы, и вы окажетесь на свободе.

— Вы в этом уверены, Дмитрий Романович?

— Я не могу сказать, что я в этом точно уверен, Алексей Николаевич, но толика уверенности всё-таки присутствует.

— Главное, меня обнадёживать хорошенько, чтоб я не заскучал, Дмитрий Романович.

— Я этим и занимаюсь, Алексей Николаевич.

— Спасибо, Дмитрий Романович.

— Не стоит благодарить, Алексей Николаевич. Это мой долг!..

Как только не пытался Алексей Николаевич дёргаться и барахтаться на столбе, клей категорически отказывался его отпускать. На следующий день Дмитрий Романович привёз к столбу супругу и детей Алексея Николаевича, чтоб те увидели, чем тут занимается их драгоценный папенька, и не слишком переживали. Супруга закинула Алексею Николаевичу несколько огромных вкусных тефтелек, которые он с благодарностью съел, а Дмитрий Романович подбросил бутылку, содержащую уже не гвозди, а самый настоящий крымский вермут. Супруга Алексея Николаевича внимательно смотрела, с каким наслаждением поедает яства одичавший — практически за сутки нахождения на столбе — муженёк, и тихонько ворчала на тему бренности всего сущего. Детки Алексея Николаевича практически весь остаток дня резвились у столба, развлекая папеньку играми в мяч и любимыми песнями. Иногда и папенька напевал грустные, сетующие на произвол судьбы, строки, при этом дёргаясь и барахтаясь изо всех сил. И только ближе к ночи, когда бесцветный ломоть луны выполз из речки Великой на тёмное небо, тогда самый младший отпрыск Алексея Николаевича — дитя во многом наивное и бесхитростное — спросил у маменьки: а почему папенька не хочет попробовать выбраться из одежды, приклеенной к столбу, чтоб затем голеньким спуститься вниз?..

— Тудыть вашу растудыть!!! — завопил феноменально простуженным голосом Алексей Николаевич, потребовал, чтоб ему закинули самый острый и огромный нож, после чего освободил себя этим ножом от одежды и сиганул вниз, не задумываясь о возможной травматичности своего поступка. — Надо же быть такими идиотами!!

На этот раз судьба оказалась к нему благосклонна, и он ровным счётом ничего не сломал.

— Милый мой ребёнок! — он немедленно обнял младшего отпрыска. — Ты по сути спас своему папеньке жизнь. Пока один взрослый дядя и твоя чудесная мама собирали в берёзовой роще ландыши, и меньше всего заботились о твоём папеньке, ты один включил соображение и оказал помощь.

— Алексей Николаевич, я всегда был на чеку! — робко произнёс Дмитрий Романович, испытывая страшную радость за неожиданное спасение друга.

— Знаю, друг мой, всё знаю, спасибо вам огромное! — полез с обниманием Алексей Николаевич к Дмитрию Романовичу и супруге. — Всё хорошо, что хорошо кончается, как говорится, и нам пора сваливать из этой рощи. Я очень надеюсь, что ноги моей здесь больше не будет!..

— А как же весна следующего года, Алексей Николаевич? Кто примется тогда развешивать скворечники для бездомных скворцов?..

— Не знаю и знать не хочу, свою миссию я считаю исполненной до конца!.. Поспешим-ка домой!..

Всё семейство Алексея Николаевича и сам Алексей Николаевич с трудом уместились в машине Дмитрия Романовича и тот, огорошено покачивая головой, припоминая все обстоятельства прошедших дней, запустил мотор и на лёгкой летящей скорости помчался в сторону города, предлагая дружному семейству спеть что-нибудь хором напоследок.

Автор этих воспоминаний давно уже, к сожалению, позабыл слова той незамысловатой песни, которая прозвучала в машине Дмитрия Романовича, но пелось в ней о мимолётной юности, стремительно уносящейся в будущее, а, значит, в бесконечность, не содержащую никакого фаталистического смысла. Сейчас таких песен и не поют.

*****

У каждого в доме найдётся старенький семейный фотоальбом. Тот самый любимый, незатейливый и распухший хранитель удивительных мгновений нашей жизни, нашего непослушного опыта существования, протекающего с неизменными радостными глупостями и чванливостями, суетливыми пикантностями и гротесками, с той витиеватой логикой самобичевания, которая играет с нами и рафинирует смысл человеческого бытия. Сколько бы нас не было на земле — мы все причудливо разные, и только наши фотоальбомы во многом похожи друг на друга, за исключением тех странных снимков, тех удачно запечатлённых взглядов со стороны, на которых мы обнаруживаем свою сложную многогранность. Домашний фотоальбом Алексея Николаевича чуть ли не целиком состоял из этих исключений.