Добрые люди

Они встали около пяти через силу. Наскоро попив чайку и оправившись, пошли на рыбалку. Нет, Зёма, конечно же, пытался, по традиции, задержать отправление – он с удивлённым видом принялся бродить вокруг домика, рассказывая, что оставленный с вечера спиннинг куда-то пропал, но опытный Сокóл жёстко пресёк этот третьесортный спектакль на корню. Сунув в руки Зёме один из собственных спиннингов, он пошёл к реке. Зёма благоразумно последовал за ним.

Так далеко от Подмосковья они забирались впервые. По телеку им долго внушали про что-то «вот такенное!», и они наконец сдались.

Река была высокая, по словам местных, метра на два выше обычного. Поэтому они переправились на другую сторону (там, говорили, было больше кустов), и пошли невдалеке от берега вверх по течению, поставив воблеры на три-четыре метра. Угрюмый Сокóл сидел на румпеле, переводя взгляд с кончиков удилищ на экран эхолота. Зёма завалился в нос лодки и дремал: не мог прийти в себя после вчерашнего (допили, естественно, всё).

Солнце ещё не встало, но небо за рекой было яркое, такого, желтовато-дынного цвета. По поверхности воды навстречу им и сквозь них, как придорожные кусты мимо летящего автомобиля, бежали обрывки ночного тумана. Было не холодно, но и не жарко – дышалось легко, без усилия, так, словно это не трудолюбивый пакет лёгких раз за разом заполнялся влажным речным воздухом, а лёгкий пакет безмятежно парил на ветру… Мотор за кормой довольно бухтел, превращая тёмную воду во взбитые сливки уносящейся вдаль пены. По высоким берегам, поросшим негустой пожухлой травой, виднелись аккуратные рощи невысоких, коренастых деревьев; кое-где корни этих деревьев проступали из размытой земли причудливыми сплетениями – они напоминали перевёрнутые вниз и обезлиствевшие кроны, создавая тревожную иллюзию отражения из будущего, словно невидимая гладь воды предсказывала то, что совсем скоро, зимой, случится с зеленеющими, радостно шепчущими ветвями.

По лодке пробежала быстрая тень, и, слегка поблуждав, взгляд ухватил пролетающего неподалёку орла, который, мерно взмахивая крыльями, нёс трепещущую добычу.

Только глаза за ним уже не следили. Они замерли, прикованные к чудесному зрелищу. С горизонта, словно с края нависшего надо взглядом стола, собиралась оторваться сияющая золотом капля. Когда он заметил её, это была лишь звонкая, объёмная, щекотящая точка, но, с каждым мгновением наливаясь яркою силой, растекаясь в стороны, она превратилась в выпуклую дрожащую полоску, невыносимо набухшую от переполнивших чувств, стремящуюся взлететь, но пока неспособную.

У Сокола от этой картины свело переносицу; от подбородка к глазам прокатилась сладенькая, а потому стыдная, но невероятно приятная волна. Он потряс головой и, словно только проснувшись, увидел как-то всё сразу: бескрайнюю степь, в степи огромную реку, на реке – лодку, в лодке – себя.

Увлажнившимися глазами он посмотрел на устало сопящего, свесившего голову друга. Перевёл взгляд на солнце… И – расстроился: именно за это какое-то мгновение заря сорвалась!

Над горизонтом возвышался сверкающий и уже слепящий полукруг.

Сокóл повернулся обратно к Зёме, чтобы разбудить того и передать ему то простое, краткое слово, которое он узнал наконец, слово, которое всё вмиг ему объяснило, которое навсегда устранило печаль…

Но в этот самый момент – рвануло.

Пока, заглушив мотор, он сматывал нервно звенящее, порывающееся убежать, сгибающееся удилище, рвануло второе. Не прекращая мотать, он привстал, сделал шаг и ногой затолкал спящего.

– Крути, б…! – завопил он на туманно глядящего Зёму.

Тот сразу вскочил, спросонья едва не перевернув лодку, схватил спиннинг и начал подматывать. У Зёмы было что-то простенькое, и он, быстро выбрав снасть, отцепил и выкинул рыбку. Но Сокóл чувствовал, что его рыба борется. Он тяжело крутил катушку, а рыба, обезумев от боли, всё отматывала и отматывала. Звук постоянно работающего фрикциона отражался от близких деревьев радостным колокольным трезвоном.

– Якорь! Брось якорь! – закричал он, увидев, что их быстро подносит к заросшему кустами берегу и немного подработал удилищем, пока рыба дала слабину.

Мимо проплывали завистливо глядящие конкуренты. Его удилище было согнуто в дугу.

Бросив якорь, Зёма с полминуты терпел, держа наготове подсак и возбуждённо дыша, но, видя, что рыбина не сдаётся, схватил свой спиннинг и принялся кидать блесну к кустам. Такую большую Сокóл ещё никогда не тянул. «Вытяну-у-у-у-уть, вытяну-у-у-у-у-уть!» – как фрикцион, звенела в его голове одна-единственная мысль, и в эту секунду он знал, что, вытянув, он станет самым счастливым существом на свете. Но рыба не сдавалась. Она уже показала свой тёмно-зелёный бок в нескольких метрах от лодки, но, словно эта коза прочла все памятки по борьбе с рыболовами, едва всплыв, тут же метнулась вниз и встала подо дном лодки. Сокóл, молниеносно сработавший руками, но всё равно едва сумевший сохранить натяг, заорал на Зёму:

– Давай подсак! Чё сидишь, б…!

– Я зацепился! – орал в ответ Зёма, дёргая из стороны в сторону гнущееся удилище.