Добрые Люди (СИ)

Двор представлял из себя сильно вытянутый прямоугольник образованный стоящими под прямым углом друг к дружке трёхэтажными зданиями. Внизу царил покой: кто-то нёс охранение, и были это скорее всего пажи или оруженосцы из свиты жандармов; где-то шумел банкет — здесь тоже гуляли праздник и это при том, что в каких-то пяти-шести лигах западнее погибали защитники крепостей под пушечным огнём; кто-то бродил по двору нетрезвой походкой. Глядя на этакий бардак, я понял, что хоть роты жандармов и считались регулярной армией, но до дисциплины чёрных им было далеко. Правда, чему удивляться, ведь традиции — это крепкая зараза, которую никакими королевскими указами так просто не разрушить. Раньше рыцарь, отслуживший положенный срок — семь недель — в арриер-бане мог запросто сказать, что уходит, и никто бы ему слова не сказал. Его конечно могли уговорить остаться, да подкрепить слово делом, то есть полновесными ливрами, но дисциплина от этого не повышалась. Я, конечно, не сомневался, что жандармы на голову превосходили рыцарей прошлого в плане боевой слаженности, но тем не менее они оставались по сути своей благородным сословием: были верны старым традициям и порой вернуть в строй бросившуюся в погоню за противником роту не представлялось возможным. Далеко ходить за примерами не требовалось: рассказ де Мори был тем характерным случаем самоуправства, как результат — полный разгром роты жандармов де Кюги под Тилербором.

Я внимательно осмотрел двор, изучил окна квартир и пришёл к выводу, что капитан занимал комнаты на втором этаже дальнего строения: окна там были чище и больше, так же имелся широкий балкон, освещённый масляными фонарями; снизу у входа скучали стражники, а стену за ними украшала лепнина в виде всадников; чуть левее разместились флагштоки с реющими на ветру стягами. Где, как не там расположился бы капитан роты жандармов благородный Сильвэ де Краст?

Стоило проверить. Я стал аккуратно передвигаться по скользким конькам, стараясь выверять каждый шаг: крыши давно не ремонтировались, и замшелая черепица держалась только на честном слове. На полпути я замер. Во двор высыпала троица с фонарями, а следом выволокли бедолагу в кандалах и потянули в сторону приземистого здания с решётками вместо окон. В узнике я опознал де Мори, тот выглядел паршиво и передвигался шаркающей походкой, так что конвоиру приходилось придерживать заключённого под локоть. Видимо слова Гариуса не возымели эффект, если он, конечно, сдержал слово. Но как бы там ни было, а у де Мори были серьёзные проблемы.

Перебравшись на крышу дома с балконом, я аккуратно спустился по скату крыши к краю и выглянул — балкон находился точно снизу, но прыгать я не спешил: из близстоящих домов я буду виден как на ладони вздумай какой-нибудь страдающий бессонницей благородный подойти к окну. Убивать капитана в задачу не входило, а значит нужно было провернуть всю операцию оставаясь незамеченным, поэтому я решил идти через чердак — слуховые окна оказались не заперты изнутри.

Люк на чердак так же запереть не удосужились, что в очередной раз подтверждало отсутствие всякой дисциплины. Случись подобное на квартирах Чёрного Полка — интенданту не сносить головы. Можно, конечно, задаться резонным вопросом: что за паранойя и кто в здравом уме будет вламываться в расположение кавалеристов? И я ответил бы: дисциплина — это железное правило, она либо есть во всём, либо её нет нигде. За годы, проведённые под флагом чёрных, я уяснил, что хорошая дисциплина — залог любой военной кампании, а жандармы как никак были регулярной армией.

Я приоткрыл люк и заглянул внутрь — в узком коридоре царил полумрак. Ни души. Поскольку на чердаке не прибирались, скорее всего со времён возведения здания, тут всё было в пыли, и я решил снять обувь, чтобы не оставлять следы на ковровой дорожке, устланной в коридоре. Спрыгнул. Прислушался. Тихо. Я спустился по лестничному маршу ниже — тут тоже было темно. Следующий этаж освещался настенными канделябрами и только: я ожидал встретить хотя бы гвардейца, не говоря уже о двух, но видимо капитан счёл, что свечей будет достаточно. Удача сегодня мне благоволила.

Я достал кусок хлопковой ткани, откупорил флакон Красной Рози и обильно смочил жидкостью материю. Заткнул каучуком пузырёк и поджёг поток, хотя это было лишнее: дверь в комнату капитан тоже запирать не собирался, видимо его вера в Создателя была столь велика, что Сильвэ де Краст преисполнился чувством собственной неуязвимости. Стоило это дело поправить.

Капитана я застал врасплох. Сильвэ де Краст выводил кривые загогулины на листе бумаги и разве что успел перевести взгляд в сторону открывшейся двери, как я вихрем ворвался в комнату и прижал к его носу кусок ткани пропитанной раствором Красной Рози. Капитан дёрнулся несколько раз в вялой попытке вырваться, но против усиленной потоком крепкой хватки сделать ничего не смог и обмяк — пары раствора парализовали его. Оставалось дело за малым: перетянуть де Краста на кровать и впрыснуть жидкость тому вену.