Добрые предзнаменования

В 1988 году, через несколько лет после знакомства, мы с Терри написали книгу. Сначала это была пародия на рассказы Ричмал Кромптон про Уильяма[60], и наше творение даже называлось «Антихрист Уильям». Но очень быстро идея переросла в нечто большее, сюжет оброс множеством других интересных вещей, и мы назвали книгу «Добрые предзнаменования». Это был смешной роман о конце света и о том, как мы все умрем. Рядом с Терри я чувствовал себя будто подмастерье у средневекового ремесленника. То, как он сочинял романы, сравнимо с возведением какой-нибудь соборной арки. Да, это настоящее произведение искусства, но оно стало таковым, потому что его хорошо построили. И, конечно, есть определенное удовольствие в создании чего-то, что полностью выполняет отведенную ему роль: заставляет людей читать, смеяться и, возможно, даже думать.

(Вот как мы работали над книгой: я писал поздно ночью, Терри – рано утром. Днем мы долго разговаривали по телефону, зачитывали лучшие куски и обсуждали, что могло бы произойти дальше. Главной задачей было рассмешить друг друга. Мы гоняли туда-сюда дискеты, потому что электронной почты еще не было. Как-то раз попытались переслать текст через модем со скоростью 300/75 с одного компьютера на другой, потому что если к тому моменту уже и придумали электронную почту, то нам сообщить забыли. Мы справились. Но обычной почтой все же было быстрее.)

Терри уже давно пишет профессионально, оттачивает свое ремесло, потихоньку становится все лучше и лучше. Самая главная его проблема – в мастерстве: всем кажется, будто писать книги очень просто. Из-за этого у него могут быть неприятности. Читатели недоумевают: если писать легко, то в чем же тогда заключается само ремесло? Уж лучше притворяться, что делаешь что-то непосильное – давняя жонглерская мудрость.

Поначалу критики сравнивали Терри с поздним Дугласом Адамсом, но потом Пратчетт начал строчить книги с таким же энтузиазмом, с каким Адамс избегал их. Теперь, если уж сравнивать Терри с другими авторами – хоть по формальным правилам «Плоского мира», хоть по неимоверной плодовитости – то с П. Г. Вудхаусом[61]. Однако газеты, журналы и критики обычно ни с кем его не сравнивают. Он обитает в слепой зоне, и уколоть его можно всего двумя способами. Первое: он пишет веселые книги, где «веселое» – синоним «обыденного», и второе: это книги в жанре фэнтези – точнее говоря, книги, действие которых происходит в Плоском мире, расположившемся на спинах четырех слонов, стоящих, в свою очередь, на спине медленно плывущей сквозь космос Великой Черепахи. В этом мире Терри Пратчетт может создать все что угодно – от свирепых криминальных драм до вампирских политических пародий и детских книг. И эти детские книги многое изменили – за сказку про Крысолова, «Изумительный Морис и его ученые грызуны», Терри удостоился престижной медали Карнеги, присуждаемой библиотекарями Соединенного Королевства, а уж Карнеги даже газетчики признают. (Впрочем, журналисты все равно на нем отыгрались, с радостью переврав благодарственную речь Терри и обвинив его в нападках на Дж. К. Роулинг, Дж. Р. Р. Толкина и сам жанр фэнтези, хотя разговор шел о подлинной магии фантастической прозы.)

Последние книги показали Терри в совершенно ином свете – например, «Ночная стража» и «Пехотная баллада» гораздо мрачнее и глубже; в них много возмущения по поводу того, что люди делают с людьми, и одновременно с тем – гордости за то, что они делают друг для друга. Его книги все еще смешные, но если раньше во главе угла стояли шутки, то теперь сюжет и герои главнее. Под словом «сатира» часто имеют в виду, что в этом художественном произведении нет людей, и поэтому я не рискну называть Терри сатириком. Он – Писатель, а таких не очень-то много. Да, вокруг много людей, которые зовут себя писателями – но это совершенно не одно и то же.

А как человек Терри добродушный, целеустремленный, веселый. Практичный. Ему нравится писать, причем именно художественную литературу. Хорошо, что его книги так хорошо продаются: он может писать столько, сколько захочет. И он не шутил про то, что любит банановый дайкири – хотя в последнюю нашу встречу мы оба пили ледяное вино и обсуждали, как изменить мир к лучшему.

Нил Гейман, 2004 г.

Терри Пратчетт о Ниле Геймане

Что можно сказать о Ниле Геймане, чего не было сказано в «Больном воображении: пяти конкретных случаях»?

Ну, он не гений. Он больше, чем гений.

Иными словами, он не волшебник, он – фокусник.