Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)

Кожаная обивка задымилась. Глядя прямо перед собой, Кроули пошарил левой рукой на соседнем сиденье, нашел «Пророчества» Агнессы Псих и положил к себе на колени, в безопасное место. Жаль, что она этого не предсказала, подумал он[49].

А потом пламя охватило машину.

Он должен был ехать дальше.

На другом конце эстакады был еще один полицейский кордон, не пропускавший машины, направлявшиеся в Лондон. Собравшиеся в кучку полицейские хохотали над новостями, в которых только что сказали, что патрульный на мотоцикле остановил на М6 украденную полицейскую машину и, к своему изумлению, увидел, что за рулем сидит крупный осьминог.

Некоторые полицейские готовы поверить чему угодно. Только не столичные. Столичная полиция – самая здравомыслящая, самая приземленная, самая цинически прагматичная часть полицейских сил Британии.

Нужно немало, чтобы лишить столичного полицейского душевного равновесия.

Нужен, например, огромный, разбитый вдребезги автомобиль, скорее – не больше, но и не меньше – огненный метеор, пылающий, скрежещущий, сыпящий каплями расплавленного металла механический апельсин Преисподней, за рулем которого в языках пламени сидит, дико ухмыляясь, безумец в темных очках, и чтобы этот автомобиль, оставляя за собой хвост жирного черного дыма, ехал сквозь хлещущий дождь и ветер прямо на них на скорости сто тридцать километров в час.

Тогда конечно.

* * *

Карьер был центром спокойствия в бущующем мире.

Гром не просто гремел над головой, он рвал воздух в клочья.

– Сюда едут мои новые друзья, – повторил Адам. – Они скоро будут здесь, и тогда мы сможем начать.

Бобик завыл. Это был не сиреноподобный вой одиного волка, но жуткие рыдания маленькой собачки, попавшей в большую беду.

Язва сидела, не поднимая глаз.

Казалось, она о чем-то напряженно думает.

Наконец, она подняла голову и взглянула прямо в пустые серые глаза Адама.

– А что возьмешь себе ты, Адам? – спросила она.

Вместо бури над миром внезапно нависла звенящая тишина.

– Что? – повернулся к ней Адам.

– Ну, ты же разделил мир, правда ведь, и каждый из нас получит свою часть – так какая часть будет твоя?

Тишина пела, словно струна – резко и звонко.

– Точно, – подтвердил Брайан. – Ты нам так и не сказал, что достанется тебе.

– Язва права, – сказал Уэнслидейл. – Мне сдается, не так уж много останется, если мы заберем себе все эти страны.

Адам открыл рот и снова закрыл.

– Что? – спросил он.

– Какая часть твоя, Адам? – повторила Язва.

Адам смотрел на нее. Бобик перестал выть и уставился на хозяина пристальным, полным работы мысли дворняжьим взглядом.

– Я? – переспросил он.

Тишина не умолкала и тянула единственную ноту, способную заглушить весь грохот мира.

– У меня же будет Тэдфилд, – сказал Адам.

Они смотрели на него.

– Ну… и Нижний Тэдфилд, и Нортон, и Нортонский лес…

Смотрели во все глаза.

Адам переводил взгляд с одного лица на другое.

– Это все, что мне когда-нибудь было нужно, – сказал он.

Они покачали головами.

– Я могу их взять, если хочу, – с угрюмым вызовом в голосе сказал Адам, но в этом вызове вдруг мелькнуло сомнение. – И я могу сделать их лучше. Деревья, чтобы лучше лазать, пруды, чтобы…

Его голос неуверенно стих.

– Не можешь, – решительно сказал Уэнслидейл. – Они не то что Америка и всякие эти страны. Они по-настоящему настоящие. И потом, они принадлежат всем нам. Они наши.

– И ты не сможешь сделать их лучше, – добавил Брайан.

– И даже если попробуешь, мы все узнаем, – вставила Язва.

– Ну, если вас только это заботит, не волнуйтесь, – беззаботно начал Адам, – потому что я могу сделать так, чтобы вы делали все, чего мне хочется…

Он остановился, когда его уши с ужасом услышали те слова, что произнес рот. ЭТИ попятились.

Бобик прикрыл лапами голову.

Лицо Адама выглядело как символ крушения империи.

– Нет, – хрипло сказал он. – Нет. Вернитесь! Я приказываю!

Они замерли, готовые броситься прочь.

Адам смотрел на них

– Нет, я не то хотел… – начал он. – Вы же мои друзья…

Его передернуло. Голова откинулась назад. Он поднял руки и ударил кулаками в небо.

Его лицо исказилось. Меловое дно карьера под кроссовками пошло трещинами.

Адам открыл рот и издал вопль. Такой вопль не мог родиться в простом смертном горле. Он взмыл из карьера, слился с бурей, и тучи свернулись новыми, отвратительными на вид комками.

Он длился и длился и длился.

Он эхом летел через всю вселенную, которая намного меньше, чем верят физики. Он сотрясал небесные сферы.

В нем звучала утрата, и долго не было ему конца.

Потом он кончился.

Словно что-то лопнуло.

Голова Адама опустилась. Он открыл глаза.

Что бы ни стояло в центра карьера до этого, теперь там стоял Адам Янг. Адам Янг, который стал мудрее, но тем не менее – Адам Янг. Возможно, даже более Адам Янг, чем когда бы то ни было.

Жуткая тишина в карьере сменилась привычной, уютной тишиной – всего лишь простым отсутствием звука.

Освободившись, ЭТИ прижались к меловой стене, не отрывая от Адама глаз.