Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)

– Все нормально, – тихо сказал Адам. – Язва… Уэнсли… Брайан… Идите сюда. Все нормально. Все хорошо. Теперь я все знаю. И вы должны мне помочь. Иначе это случится. На самом деле случится. Случится, если мы чего-нибудь не сделаем.

* * *

Водопровод Жасминового Домика рычал и плевался и обдавал Ньюта водой цвета светлого хаки. Холодной водой. Вероятно, это был самый холодный из всех холодных душей, которые когда-либо приходилось принимать Ньюту.

Однако нужного действия он не оказал.

– Небо красное, – сказал он, вернувшись в комнату. Он ощущал себя немного маньяком. – Полчетвертого вечера. В августе. Что это значит? С точки зрения мореходных дел мастера, скажем? «Если небо красно вечером, моряку бояться нечего…» Я хочу сказать – если красное небо по вечерам вызывает восторг у моряка, то что вызывает восторг у оператора компьютерных систем на супертанкере? Или это пастухи не боятся красного неба по вечерам? Никогда не мог запомнить.

Анафема разглядывала штукатурку в его волосах. Душ не помог – он ее только размочил и она расползлась по всей голове, так что Ньют теперь был словно в белой шляпе, из которой торчали волосы.

– Здорово тебя ударило, – сказала она.

– Да нет, это я сам, когда стукнулся головой о стену. Ну, помнишь, когда ты…

– Помню. – Анафема выглянула в разбитое окно и вопросительно посмотрела на Ньюта. – Как ты считаешь, оно цвета крови? – спросила она. – Это очень важно.

– Я бы не сказал, – отозвался Ньют, выхваченный из потока собственных мыслей. – Не то, чтобы крови. Оно скорее розоватое. Наверно, буря подняла много пыли в воздух.

Анафема рылась в карточках с прекрасными и точными пророчествами.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Пытаюсь найти перекрестные ссылки. И до меня никак не…

– Можешь не беспокоиться, – сказал Ньют. – Я знаю, что означает последняя строка из стиха 3477. Сообразил, когда…

– Что ты хочешь сказать этим «я знаю, что означает…»?

– Я видел ее, когда ехал сюда. И не надо на меня кричать. У меня голова болит. Я хочу сказать, я ее видел. На вывеске на воротах вашей авиабазы. Только она совсем не про миг. Там написано: «МИР – НАША РАБОТА». Такое обычно пишут на вывесках рядом с авиабазами. Типа «Стратегическое авиационное командование, 8657745-я эскадрилья “Орущие Синие Дьяволы”, МИР – НАША РАБОТА», или что-нибудь такое. – Ньют схватился за голову. Состояние эйфории бесповоротно проходило. – Если Агнесса права, в этот момент какой-нибудь маньяк, наверно, расчехляет ракеты и вскрывает стартовые шахты. Или что там у них?

– Ничего подобного, – твердо сказала Анафема.

– Да точно! Что я, кино не смотрю? Назови хотя бы одну причину, по которой ты настолько в этом уверена!

– Там нет никаких бомб. Ракет тоже. Всем в округе это известно.

– Но это же воздушная база! Там есть посадочные полосы!

– Только для транспортных самолетов и так далее. У них там оборудование для связи, и все. Радио и прочее. И ничего, что может взорваться.

Ньют уставился на нее.

* * *

Перед нами Кроули. Он едет по шоссе М40 в сторону Оксфордшира на скорости 180 км/ч. Даже самый намеренно невнимательный наблюдатель отметит ряд странностей в его внешности. Например, плотно сжатые оскаленные зубы или тусклое красное сияние из-под стекол темных очков. И машину. Его машина была самым недвусмысленным намеком.

Кроули начал путь в своем «бентли» и, черт побери, собирался завершить его в том же «бентли». При этом даже такой любитель автомобилей, у которого в личной коллекции есть пара мотоциклетных очков времен королевы Виктории, не смог бы опознать в его машине антикварный «бентли». Уже не смог бы. Он вообще не узнал бы в нем «бентли» – ни одну из моделей. Он смог бы только предположить – пятьдесят на пятьдесят – что это когда-то было автомобилем.

Для начала, на нем не осталось ни следа краски. Когда-то, вероятно, он был черным, и оставался черным в тех местах, где не был покрыт ржавыми разводами, но это был матовый, обугленный черный цвет. Он летел, окруженный облаком огня, словно космический корабль, выполняющий особенно сложное приземление.

На стальных ободьях колес осталась лишь тонкая запекшаяся корка горелой резины, однако, поскольку ободья каким-то образом двигались, на дюйм не доставая до земли, особого влияния на подвеску это не оказывало.

Он должен был развалиться много километров тому назад.

Именно усилия, которые Кроули тратил на то, чтобы мысленно скреплять части «бентли», были причиной его оскала, а красное свечение в глазах обуславливалось биопространственной обратной связью. А еще необходимостью постоянно напоминать себе, что дышать нельзя.

С четырнадцатого века ему еще ни разу не было так тяжело.

* * *

Общее настроение в меловом карьере стало более дружелюбным, но все еще оставалось напряженным.

– Вы должны помочь мне все исправить, – сказал Адам. – Люди пытались разобраться с этим тысячи лет, но теперь разбираться придется нам.

Они с готовностью кивнули.

– Понимаете, дело вот в чем, – продолжал Адам, – это как… ну, Жирнягу Джонсона знаете?