Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Представляя собой не часто встречавшийся в позднесоветский период тип военного командующего — интеллектуала, Сергей Георгиевич может считаться основателем океанического направления русской геополитики, рассматривающего Россию не как сухопутную, но как океанскую державу.

Американцы о нём говорили: «русский Мэхэн». Чем же было обусловлено столь лестное сравнение с одним из основателей мировой геополитики американским адмиралом А. Мэхэном? Да, Горшков написал выдающийся теоретический труд «Морская мощь государств», в котором стратегическое значение флота было поднято на большую высоту. Да, в период открытых гонений на геополитику и на проблематику военной мощи, в период отупляющей миролюбивой риторики болтунов из цековского агитпропа, адмирал взял одно из наиболее проклинаемых этим агитпропом понятие «морской силы» («мэхэновщину и коломбовщину») и придал ему «советское» звучание. Но всё это было не более чем восстановлением традиций русской геополитики дореволюционной эпохи, в частности идей Н. Л. Кладо.

Однако теоретическое мышление С. Г. Горшкова очевидно шло дальше концепций морской силы XIX и даже XX веков. Он показал и флоту, и геополитической мысли новые горизонты, связанные с уникальным в геополитике осмыслением природы и значения Мирового Океана. Именно Океан, а не море является центром геополитической рефлексии Горшкова.

Чтобы понять особенности этой школы, нам необходимо будет зафиксировать ту традицию англосаксонской морской геополитики, от которой Горшков отталкивался. В рамках англосаксонской парадигмы Альфреда Тайера Мэхэна море понимается как безличный и бескачественный коммуникатор, аналог ньютоновского однородного и бескачественного космоса. Море — это пространство, с помощью которого удобно соединить пункт А и пункт Б кратчайшим путем. Тот, кто господствует над этим пространством, тот господствует и над всеми возможными путями, проведенными через него. Кто господствует над возможными путями, кто удешевляет свои перевозки и удорожает перевозки противника, заставляя его двигаться обходным сухопутным путем, тот господствует над стратегической ситуацией.

У А. Мэхэна в его основном теоретическом труде «Влияние морской силы на историю» есть потрясающий по своей оскорбительности для моря образ. Он сравнивает Средиземное море эпохи Пунических войн Рима и Карфагена с пустыней: «Если бы Средиземное море было ровной пустыней, на окраинах которой римляне обладали бы сильными горными цепями Корсики и Сардинии, укрепленными постами Таррагоны, Лилибеума и Мессины, итальянскою береговой линией близ Генуи и союзными крепостями в Марселе и других пунктах; если бы при этом римляне располагали также вооруженной силой, способной пересекать эту пустыню по желанию, а их противник, будучи значительно слабее их в отношении такой силы, вынужден был именно поэтому на большой обходный путь для сосредоточения своих войск, то весь смысл такого военного положения был бы сразу понят, и не было бы слов, достаточно веских для выражения значения и влияния упомянутой силы римлян… В рассматриваемом случае флот играл роль силы, господствующей на предполагаемой пустыне, но так как эта сила действовала на стихии, незнакомой большинству писателей, и так как деятели её с незапамятных времен стояли как бы в стороне, не имея проповедника своего значения и значения профессии своей, то её огромное, решающее влияние на историю той эры, а вследствие этого и на историю мира, не было принято во внимание».

В построениях А. Мэхэна, равно как и всех «атлантических» геополитиков, море воспринимается именно как среда, которая может быть редуцирована до «пустоты», до чистого «пространства», и которая именно в силу своей бескачественности и однородности оказывается удобна для проведения коммуникаций, в отличие от окачествованной и разнородной суши. Собственно, если бы море было действительно пустыней, было бы лишено воды, ветров, глубин и отмелей, то это лишь улучшило бы его свойства с точки зрения «атлантической» стратегии.

Это пустотно-коммуникативное восприятие моря и связанное с ним восприятие морской силы прежде всего как господства над проведением и прерыванием коммуникаций является порождением того типа геополитического мышления, которое соответствовало «средиземноморской» и особенно «клочкообразной» эпохам создания «могущественных территориальных владений», выделенным выдающимся русским геополитиком В. П. Семеновым Тянь-Шанским. Для первой и, особенно, для второй системы характерно восприятие моря как препятствия/коммуникатора, а морской силы — как инструмента взаимного обращения этих позиций. Только владение морской силой позволяло создавать «средиземноморские» и «клочкообразные империи», а утрата или ограничение её вели и к скорой гибели этих геополитических систем.