Добрые соседи

Джулия посмотрела вперед, назад. Ларри не видно. Он снова полез к дыре? Убежал с остальными? Ей никак не отдышаться! Она отняла руку, до того притиснутую к груди, осмотрела. По два глубоких отверстия с каждой стороны. Клыки. «Они заразные? — подумала она в смятении. — Я теперь стану зомби?»

Центр тяжести куда-то сместился, она осела на землю, совсем без сил.

— Иди отсюда, — выдохнула она. — Найди Ларри. Я сама.

— Ларри убежал, да и нам валить надо.

— Шелли, мне никак.

Если ты умрешь, мне влетит, — ответила Шелли, волоча Джулию по перемазанной битумом траве. — Давай.

Джулия помогала ей, отталкиваясь одной рукой. Они отползли метров на десять. За ними тянулся кровавый след, и Джулию это тревожило. Вдруг эта тварь там, внизу, ее учует.

Шелли осела на землю и поползла рядом.

— Двигайся!

Джулия ускорилась. Дышать стало чуть легче. Она знала, что ей положено ненавидеть Шелли, и в принципе она ее ненавидела. Но утешало то, что они одни. Будто вернулось нечто доселе утраченное.

— Джулс, ты такая врунишка, — сказала Шелли, не переставая ползти. Но голос был куда добрее, чем раньше: видимо, ей пришла в голову та же мысль.

Пятнадцать метров, а может, и больше. Безопасное расстояние. Джулия вдохнула поглубже, протолкнула в легкие чуть больше воздуха. Снова включилась логика. Там, видимо, какой-то зверь. Перепуганная собака, застрявшая на каком-то уступе, — пытается вылезти, а ей никак. Ее укусила немецкая овчарка Ральф… так ведь?

— Ты о чем вообще? Я никогда не вру, — сказала Джулия.

Шелли остановилась. На белках глаз проступила красная сетка. Черные пряди намокли от пота и прилипли к черепу.

— Ты не сказала родителям, что я хочу жить у вас. Наврала.

— Нет, я у них спросила.

— Врешь.

Ларри где-то впереди? Наверняка. Хотелось его позвать, но было слишком больно — и в горле, и в груди.

— Слушай, мне нужно наложить швы, и у меня Ларри пропал. Мне сейчас не до твоих переживаний.

— Думаешь, ты такая крутая? Бруклинка с Нью-Лотс-авеню. Ничего ты не знаешь.

— Я знаю, что ты обзываешь моих родных.

— Говорить правду — не значит обзывать.

— Неправда! Ларри умный. Тебе это известно. А папа? Ты вообще соображаешь? Ничего он тебе не сделал.

Шелли не стала спорить. В отсутствие Крысят-ника не было смысла устраивать спектакль. Она стиснула ладони, потом предплечья. На розовой коже остались белые следы.

— Зачем тебе вообще жить с нами? — не унималась Джулия. — Ты сказала Лейни Хестия, что у нас не дом, а свинарник. Ты виляешь. Потому что я не стала твоей подпевалой.

Шелли опустила голову на колени и заговорила оттуда — совсем тихо, голосом настоящей Шелли:

— Ты сказала, мы одна семья. Лучшие друзья, навеки.

— Так и было. А потом ты меня кинула. Когда я приходила в Крысятник, ты каждый раз устраивала сцену. Говорила гадости про Ларри. Знаешь же, что я стараюсь сделать его нормальным. Как ты могла?

Шелли провела рукой по волосам. Их почти не было, она явно испугалась.

— Я в шутку. Вы, Уайлды, вообще шуток не понимаете.

— Ты его обидела. А он тебе доверял.

Шелли шумно выдохнула. Снова ощупала волосы. Рука выглядела потерянной.

— Она меня вообще убьет, — пробормотала она.

— Чего?

Нагнув голову, Шелли продолжала ощупывать волосы. Тут срезаны подчистую, там торчат довольно длинными прядями.

— Я не виляла, когда спрашивала. Честно тебе сказала: мне плохо. Вот я б не стала требовать доказательств. Ты же вроде как моя подруга. И ты же вроде как мне поверила.

Джулия посмотрела вперед. Крысятник все улепетывал, хотя уже и медленнее. Мир выглядел незнакомым, тревожным, будто они оказались на Марсе.

— Да, поверила. В смысле, ты чувствительная. Много чего чувствуешь. В твои чувства я всегда верила.

— Что ж ты мне не помогла?

— В смысле, я все понимаю. Твоя мама, красное вино, Элла — все это жесть полная. У вас в доме только и разговоров что про дорогую одежду и Гарвард. Не поешь, поставив тарелку на живот, а если бы тебе это и позволили, диваны твердые как камень. Я это все понимаю. Но у меня дома тоже несладко. Когда ты приходишь, они играют спектакль. Так что если ты ко мне переберешься, вряд ли тебе станет много проще жить.

— Откуда ты знаешь?

— Мои предки ничего не умеют. Мама вообще безбашенная. Как робот: раз — и отключилась. Сама видела, как она сегодня утром уехала. А вечером я ее спрошу — она меня пошлет. Даже не извинится. Сделает вид, что ничего не было. Папа вообще в отключке. Сама проверяла. Типа, не делаю, что он мне говорит, залезаю на диван в грязной обуви.

Вообще-то нельзя, а он такой — не реагирует. А иногда как озвереет — аж зубами скрипит. Выругается и уйдет. Иногда орет. Вижу, что хочет меня ударить. Но не трогает. Не знаю, как объяснить, но мне его тогда почему-то жалко… Я у них не спросила, потому что дело-то дохлое. Не разрешат они тебе у нас жить. А спрошу — моя мама настучит твоей маме, выйдет скандал. Мне влетит за то, что бучу подняла. Мне постоянно прилетает. Тебя-то всегда защищает твоя мама. А меня никто.

Шелли дергала себя за прядки, будто пытаясь их растянуть.

— Мне тоже прилетает.