Добрые времена

— Тогда слушай по порядку. Ты ведь знаешь, что я изобретатель. Меня так в цехах и кличут — Пимен-изобретатель. Не обижаюсь. Потому что, действительно, много предложений внес с экономическим эффектом. Вот и насчет стружки я первый придумал. У нас в деревообделочном цехе ее ежедневно тонны в отход идет. Сжигают в котельной. Собственно, почему я и заинтересовался. Попросили меня кочегары посмотреть, нельзя ли какой дополнительный поддув сделать, а то, мол, стружка плохо горит. Посмотрел я и говорю: «Братцы! А зачем ее вообще сжигать? На мебельных комбинатах вон какие плиты из стружки делают. Давайте и мы!»

Сделал небольшой пресс, смолы достал специальной, начал плиты делать — любо-дорого! Наши строители высшую оценку качеству дали. Подал тогда я, значит, рационализаторское предложение. Глядь, меня главный инженер Сумароков вызывает. «Хвалю, — говорит, — Пимен Нефедович, за смекалку. Но пресс твой, понимаешь, кустарщина. Даю тебе в помощь бригаду конструкторов, чтоб дали предложения по автоматизации данного процесса». Соавторов, конечно, сразу много стало. В том числе и главный инженер, между прочим. Но я не в обиде, главное, чтоб дело делалось. Чертежи разработали, заказали оборудование. Тогда-то главный инженер и клич комсомольцам бросил. Дескать, помогите, ребята, со зданием. Материал завезли, ну, а комсомольцев два раза просить не надо: такой аврал затеяли! И график у них, и штаб, и молнии. Смотрю — и сердце радуется. В общем, год назад сдали. Тут и оборудование завезли. И вдруг стоп! С тех пор вот все так и лежит.

— Из-за чего? — нетерпеливо спросил Роман.

— Да вроде бы и дело пустяковое — из-за смолы!

— Из-за смолы? Но вы же где-то доставали?

— Я-то брал заимообразно у мебельщиков — бочку, две. А для линии цистерны надо. Вот тут-то и заковырка. Кинулись наши снабженцы, а им говорят — фондовый материал.

— Ну и что?

— А то, что его загодя заказывать надо, чуть ли не за десять месяцев.

— Да-а, — грустно вздохнул Роман, — значит, год мимо пролетел! Ну, а в этом году все в порядке?

— Как же! В порядке! — Холодковский горестно усмехнулся.

— Опять не заказали? Что за беспечность. Надо этих снабженцев к позорному столбу, — забушевал Роман.

— При чем здесь снабженцы! Теперь уж директор против.

— Угаров? Но почему? Ведь все ясно — экономический эффект.

— Не все ясно. Дело в том, чтобы смолу просить, надо новую продукцию, плиты, значит, в плане объявить. Вот директор и воспротивился. Мне, говорит, основной план дай бог выполнить, а тут вы с плитами. Как еще пойдет, неизвестно. Вы, говорит, сначала докажите...

— Ну вы и докажите!

— А как докажешь, коли смолы нет?

— Значит, замкнутый круг?

— Получается так!

— А главный инженер что же?

— Он шумел, скандалил с директором. Даже на профсоюзной конференции выступал.

— Ну и что?

— А ничего. Директор всем рот заткнул.

— Как?

— Очень просто. Всем, кто участвовал, премию дал за ценное предложение. А внедрять, говорит, попозже будем. Вот и все.

— А стружка?

— Что стружка? Горит потихоньку. Тысяч на сто в год, чай.

— Я напишу, — решительно сказал Роман.

— Напиши, милок, напиши, — напутствовал его Пимен Нефедович. — Но коли не напечатают, не очень огорчайся. Впрочем...

— Чего? — насторожился Роман.

— Кроме нашей заводской есть и городская газета, и областная. Не побоишься?

— Я же сказал, — горделиво вскинул голову Роман, — что ничего не боюсь.

Статья называлась несколько длинно, но зато хлестко: «Большой экономический эффект в пучине заводской неразберихи». Василий Федорович несколько раз изумленно встряхнул головой, читая материал.

— Здорово! Нет, правда, здорово!

Закончив, он энергично пожал Роману руку:

— Поздравляю! Такой материал раскопать. Бегу к редактору. Думаю, дадим разворотом вверху на второй и третьей полосах. Знай наших!

Он вошел в кабинет к редактору. Роман чутко прислушивался, крутясь у зеркала в коридоре. Он горделиво косил глазом на свое изображение. «Ай да Бессонов! Это вам не какие-нибудь фитюльки про стадион. Проблемная статья! С критическим уклоном. Пусть директор почувствует!»

За дверью сначала было тихо, потом зазвучали голоса, поначалу спокойно, затем все напряженнее, пока не перешли на крик. Дверь, казалось, содрогалась. Наконец она широко распахнулась, в проеме показалась седая грива Василия Федоровича, резко контрастирующая с красным лицом.

— Ты тут! — коротко вздохнув, сказал он. — А ну, топай сюда.

Редактор, напротив, был вежлив и тих. Не глядя на Василия Федоровича, грозно вышагивающего из угла в угол, он усадил Романа напротив и, разгладив рукой бумажные листы, лежащие перед ним, сказал:

— Разве я спорю? Статья хорошая. Грамотная. Ты, Роман, прямо скажу, молодец. Серьезным журналистом становишься. Мы вроде сомневались, а теперь чувствуем — получается из тебя толк, Но раз ты серьезный журналист, то и разговор будет серьезный. Статью печатать нельзя. Во-первых, праздник на носу. Во-вторых, энтузиазм молодежи можем подорвать.

— Так этот энтузиазм директор в первую очередь подорвал.