Добрый ангел смерти

Все прояснилось очень скоро. Я вышел на площадь, где российские флаги развевались даже над коммерческими киосками. И тут я увидел небольшие очереди у этих киосков. В руках все стоявшие граждане держали плоские бутербродные заготовки – продольно разрезанные булочные батоны. Остановившись и понаблюдав, я понял механизм празднования Дня города. Граждане просовывали в окошки киосков свои длинные булки, а обратно их получали уже покрытыми икрой. И при этом никаких документов у граждан не требовали, из чего я сделал вывод, что найди я сейчас булку – я получу такой же шаровой обед астраханского аристократа.

Оставалось найти булку. Спортивным шагом обойдя окрестные улицы, я понял, что с булками я опоздал – все булочные были закрыты, а у дверей одной из них проходившая мимо старушка мне участливо сообщила, что хлеб в городе закончился еще вчера.

Отчаявшись, я подошел к киоску, у которого на моих глазах рассосалась очередь.

– У вас булки не найдется? – спросил я.

– Ты что! – усмехнулся молодой парень-продавец.

– А черного хлеба? Есть очень хочется, – признался, давя на жалость. – Я только с поезда…

Парень вздохнул, не убирая с лица улыбки.

– Дай-ка руку, – сказал он.

Я, не совсем понимая что и зачем, протянул ему в окошко руку, думая, что положит он мне в ладонь какой-нибудь дармовой «сникерс». Но парень наклонился на пару секунд, а потом я почувствовал, как по моей ладони расползается что-то липкое.

– Хоть так поешь! – сказал он мне.

Я вытащил руку из окошка – моя ладонь была намазана сантиметровым слоем черной икры.

Поблагодарив своего «кормильца», я отошел от киоска, еще не совсем понимая, как я буду это есть.

– Подходи еще! – крикнул мне в спину парень. Я шел по улице, держа на весу свою намазанную икрой ладонь. Время от времени подносил ее ко рту и слизывал языком приятные солененькие икринки. Ощущение праздника города стало настолько явным, словно праздник этот перенесся внутрь меня. Я уже не завидовал тем, кто загодя запасся булками – мне тоже было неплохо. У случайного встречного я спросил, как пройти к порту. Он сделал рукой жест сеятеля и я понял, что порт здесь огромен и пошел вслед за направлением его жеста, полизывая свой односторонний бутерброд.

К вечеру, слизав с ладони всю икру и обойдя несколько огромных портовых пристаней и не найдя ни одного пассажирского теплохода, не снимая рюкзака, в изнеможении я присел в парке возле памятника Кирову. Было еще светло. Я понимал, что стоит поглубже пообщаться с местным населением, и я найду то, что мне надо. Но так не хотелось ни с кем общаться – у меня уже имелся жизненный опыт случайных встреч со случайными последствиями. Будь это обычный день, я бы купил в газетном киоске карту города и все бы сам нашел. Но все киоски, кроме тех, в которых граждан намазывали икрой, были закрыты. И я сидел, отдыхая на зеленой парковой скамейке, тяжелой, с чугунными литыми боковинами. Сидел в полном одиночестве и даже прогуливающихся горожан вокруг не видел.

Отдохнув с полчаса, я вышел из парка-сквера и снова оказался на городской улице. Оглянулся по сторонам и увидел открытое кафе. Над входом висела широкая деревянная доска, много раз перекрашенная. Подойдя поближе, понял что перекрашивалась она из-за часто менявшихся названий. Сейчас кафе называлось «Моряк». Внутри светили неяркие лампы, покрашенные в красный и желтый цвета.

Без всяких абажуров они торчали из прикрученных к низкому потолку патронов. На прилавке стояла батарея бутылок водки – «Фронтовая», «Пугачев», «Слезинка», «Каспийская волна»… Выбор названия здесь точно присутствовал, но водки мне не хотелось.

– Чего? – прокуренным голосом спросила меня женщина за прилавком.

– Вино есть?

– Портвейн по тыще за стакан.

Я взял стакан розового портвейна, расставшись с мятой российской тыщей.

Присел за неустойчивый пластмассовый столик. Прислонил к стенке свой рюкзак.

Отхлебнул из стакана. Вкуса не ощутил, но ощутил тепло, побежавшее вниз по усталому телу.

В кафе забежала какая-то бабка.

– Нюрка, одолжи три тыщи! – крикнула она. Буфетчица дала бабке деньги, и та так же быстро выбежала.

Потихоньку попивая портвейн, я добрался до половины стакана и почувствовал, что пьянею. Надо было чем-то закусывать, но алкогольная лень уже расползлась по телу. Я машинально поднес ко рту ладонь из-под черной икры и лизнул ее языком. Вкус икры словно въелся в кожу, и я продолжал с удовольствием слизывать невидимые икринки с ладони, запивая их портвейном. Пока не заснул там же, сидя, склонив голову на шаткий стол и этим сделав его более устойчивым.