Добрый ангел смерти

Кто-то еще, окруженный полупрозрачной сферой, пролетел вскоре мимо, помахивая рукой. Пролетел медленно, и я успел разглядеть, что сфера, окружавшая его, была разнородной, и внутри нее кроме этого человека плавали или кружились какие-то мелкие кругловатые предметы. «Человек-планета», – понял я, и тут же в груди защемило. Перед глазами возник образ планеты Земля, нежно укутаный в такую же сферу. Через ее полупрозрачную голубизну виднелись узнаваемые очертания материков и морей, и я вдруг понял, что она вынырнула из моего воображения, материализовалась в небольшой мягкий шарик-глобус и, колыхаясь своей сферой, стала удаляться от меня. Мне захотелось догнать ее, и я кролем поплыл вперед, словно по воде. Земля, будто заметив погоню, ускорила свое движение и при этом стала уходить вниз. Я продолжал плыть за ней. Я так разогнался, что с меня слетело подаренное мне тепло, после чего скорость моя увеличилась, но одновременно стало холодно. И Земле тоже стало холодно – я заметил, как загустела ее сфера, как под ее внезапным замутившимся молоком исчезли все знакомые по урокам географии очертания и теперь впереди летел просто какой-то молочный шар. Но я-то знал, что это была Земля, и поэтому продолжал преследовать ее, пока вдруг не ударился о невидимую преграду.

Ударился, ощутил боль в шее. В горле запершило, потом сперло дыхание, стало не хватать воздуха. Я раскрыл рот, растянул губы до боли, но это не помогло. В глазах помутилось. Руки и ноги обмякли, и вдруг кто-то крепко схватил меня за ноги и потащил назад. «Куда назад?» – успел подумать я, теряя сознание.

Глава 25

Джамшед, поджарый невысокий казах с постоянно улыбающимися глазами, жил в юрте с двумя дочерьми – Гулей и Наташей. Гуля была потрясающе красива, длиннонога, с невероятно чистым лицом, что особенно бросалось в глаза, когда рядом стояла Наташа, лицо которой было жестоко побито оспой. Обе были на голову выше отца.

Я медленно приходил в себя, лежа в юрте на какой-то куче тряпья и кося глазом на яркий солнечный свет, пробивавший себе путь через треугольник отвернутого полога.

Лежал я уже второй день, все еще чувствуя скованность мускулов и суставов.

Но это был второй день в сознании. Сколько я лежал до того – мне было пока неизвестно. Хозяева юрты хоть и ухаживали за мной, но молча, словно боялись, что говорить мне еще опасно. Надо сказать, что и у меня не было уверенности, что я могу говорить. Язык мой тяжелым неподвижным камнем лежал во рту и сама его кисло-горькая неподвижность вызывала время от времени тошноту. Очень хотелось прополоскать рот каким-нибудь зубным эликсиром.

Подошла Гуля в длинной зеленой рубахе-платье, и белых штанах. В руке – большая чашка. Наклонилась надо мной, поднесла чашку к губам. Я открыл рот, и в него влилась кисловато-молочная жидкость – не совсем то, чего бы мне сейчас хотелось. Но я выпил, тем более, что губы пересохли и касание прохладного фаянса чашки оказалось приятнее напитка. Так же молча Гуля отошла от меня, покопалась в картонном ящике, стоявшем на полу юрты, и вышла.

Я лежал один около получаса, а возле юрты громко и красиво звучал казахский язык – Джамшед о чем-то спорил со своими дочерьми. Потом стало тихо.

Я заснул.

Меня разбудила прохлада. Удивленный, я открыл глаза и сразу посмотрел на отвернутый полог. На дворе было еще светло, но уже не солнечно. Потрескивал костер, которого видно не было, но то, что он был рядом, справа от входа в юрту, подтверждали блики огня на левой стороне откинутого полога. Я приподнялся на локтях. Тело было еще тяжелым, но уже начинало слушаться. Во всяком случае, руки уже полностью слушались меня и я, опираясь на них, приподнялся, сел и, опустив ноги на ковер, замер. Посидел так минут десять, потом встал и, пошатываясь на еще не полностью подконтрольных ногах, подошел к выходу.

Выглянул.

У костра сидел Джамшед, слева от него возвышалась куча сухого ковыля и какого-то кустарника. Перед ним, ко мне спинами, сидели его дочери, а за ним, метрах в десяти, стояла пара верблюдов. Верблюды стояли неподвижно, и из-за этого сначала показались одним длинным многогорбым верблюдом, заслонившим часть вечернего горизонта и неба. Но один из них вдруг тряхнул головой, и сразу же мое видение превратилось в реальность. Потом второй верблюд сделал шаг назад и наклонил морду к песку.

– А! Подходи! – окликнул меня Джамшед. Я подошел, уселся между ним и дочерьми.

– Ноги не болят? – спросил он на чистом русском языке.

– Нет, уже нет…

– Повезло тебе, – продолжал Джамшед. – Если б не Хатема – так бы и погиб совсем.

– Какая Хатема? – спросил я, оглянувшись на девушек, имена которых я уже знал. Джамшед кивнул в сторону верблюдов.

– Хатема кусок брезента заметила, подошла и стала тянуть… Мы ее кричали-кричали, потом подошли и тоже увидели. Вот, вытащили тебя… Не всем так везет…

– Спасибо, – сказал я и бросил взгляд на верблюдов, одному, а точнее одной из которых я был обязан жизнью.

– Шел куда? – спросил Джамшед.

– Форт-Шевченко.

– А зачем пешком? Я пожал плечами.

– Путешественник? – снова спросил Джамшед. Я вздохнул.