Добрый человек с Каприе

— Трудно, — сказал добрый человек и, когда они совсем пали духом, добавил многозначительное но.— Но, — сказал он,— в виде особой любезности к гостям, случайно оказавшимся здесь, к тому же людям малоопытным в делах снабжения и навигации, он попытается, да, только попытается прийти им на помощь и выпросит у своей старухи (он так и сказал «у своей старухи») краюху хлеба и горсть соли. Если, конечно, у нее остался хлеб от ужина.

Когда он кончил, Луйо и Лела с облегчением вздохнули: у них заболела шея смотреть вверх. К тому же им казалось, что хлеб уже близко.

И правда, минут через десять после того, как быстрой, но весьма солидной походкой он ушел в город, добрый человек вернулся, шагая так же быстро и с той же солидностью. В нескольких шагах позади него шла женщина, одетая по-деревенски, и несла корзину. Трудно было понять, жена это его или нет. Она шла молча, опустив голову и, когда он, невозмутимо и уверенно, словно его пригласили или он бывал здесь сотню раз, всей своей тяжестью опустился на шхуну и уселся на борт, молча передала ему корзину, покрытую белым. накрахмаленным полотенцем, из-под которого торчало темное горлышко бутылки, и так же молча, не взглянув на Луйо и Лелу и не подымая головы, ушла в каприйскую тьму.

Он поставил корзину у своих ног, потер руки, взглянул торжествующе, будто собираясь подмигнуть, на Луйо и Лелу, откинул полотенце и достал половину большого, круглого, печенного в золе хлеба с ноздристой мякотью и толстой коричневой коркой. Сразу было видно, что хлеб домашний. Затем достал пакетик с солью и со всей аккуратностью, чтобы ни одна крупинка не пропала, высыпал в подставленную Лелой чашку. Держался он как святой Никола, раздающий дары.

— Когда знаешь, что надо, от своих детей оторвешь, — сказал добрый человек.— А тут вот моя старуха прислала вам кое-чем полакомиться. Это вот наше, домашнее.

Он поставил на палубу бутылку вина, развязал другой узел, там оказалась тарелка, а в ней соленые сардины с луком, покрытые желтыми кругами масла и темными пятнами винного уксуса.— Лично для меня нет ничего лучше, — сказал он,— чем вот так, под вечер, закусить солеными сардинами с маслом и куском сыра.

И сыр оказался в корзине. И немного маслин в бумажке.

— Угощайтесь, пожалуйста, — сказал он и сделал такой широкий жест, словно приглашал их в рай. — Все здесь свои. Закусим малость по-домашнему.

И правда, им показалось, будто его благословенная рука привела их в рай. Словно по волшебству исчезли зрители, а те, кто упорно продолжал гулять по обдуваемому ветром молу, держались на приличном расстоянии, относясь к шхуне с уважением, как к чужому дому.

Добрый человек не менее десяти раз повторил «свое, домашнее». И Луйо с Лелой почувствовали себя как дома в этом маленьком городке Каприе, под защитой большого мола. Они искренне упрекали себя за скверное мнение о городе и его обитателях, видно, сложившееся под влиянием усталости, дурной погоды и назойливых детей, но, боже мой, ведь дети это дети!

В одну минуту исчезла мучительная нервозность последних дней, казалось, все снова стало хорошо и все будет хорошо. Завтра они продолжат свое чудесное путешествие, и как смешно, что из-за пустяков они так раскисли.

Точно старому приятелю, они начали рассказывать доброму человеку всякие подробности о своем плавании. Он слушал с достоинством, несколько свысока, но все удивлялся, как они решились отправиться «так далеко», и его нисколько не смущала загребско-островная мешанина Луйо, на которой он объяснялся, возвращаясь на родину после нескольких лет, проведенных в Загребе; не мешало, что Лела — женщина, он даже похвалил ее: настоящий морячок, он сразу заметил, как она орудовала с канатом. Даже шхуну похвалил, похлопав по бортику: сто лет еще прослужит, дай только бог здоровья и благополучия.

Они разместились втроем вокруг зажженного Луйо фонаря и корзины, ели сардины, потягивали «по-домашнему» вино из бутылки и чувствовали себя маленькой сплоченной семьей. Вино, кстати, оказалось чуть прокисшим, а масло, покрывавшее соленые сардины, чуть прогорклым, но добрый человек говорил неторопливо, пространно, и это было приятно — все стало на свои места, все было по-домашнему и шло от сердца доброго и гостеприимного человека.

«Все еще уладится,— подумали Луйо и Лела, каждый на свой лад, — все как-то разрешится. Поплаваем еще до осени, пока нас дожди не прогонят, а там в Загреб, да и в Загребе как-нибудь устроимся, все будет хорошо».

Добрый человек смеялся их шуткам, они — его. Хозяин рассказывал о городе: дома, сами видите, хорошие, но город бедный. Строятся больше эмигранты — ведь здесь никто не работает, все живут тем, что присылают. Он и сам вернулся из Америки и построился, у него небольшая американская пенсия. Но у него немалые заслуги в развитии Каприе. «Я нашим всегда говорю, — сказал он,— нужно только засучить рукава», и он показал, как нужно засучивать рукава. «Наш лозунг — всегда вперед!»