Читаем Добрый медбрат полностью

Чарли пробормотал что-то и положил трубку. Что Джерри имел в виду, когда сказал «в истерике»? Мишель в истерике? Чарли знал и понимал ее лучше, чем Джерри был способен. Да, звонил, конечно, Джерри, но вся эта ситуация была криком о помощи со стороны его дорогой Мишель. Она была в беде, возможно, собиралась покончить с собой. Он мог бы спасти ее. Чарли был для нее героем, он это знал, даже если Мишель об этом забыла.

<p>10</p>

23 марта 1993 года

Мишель снимала кондоминиум. Чарли знал адрес. Он приезжал туда, чтобы осмотреть ее окна и ничего не увидеть, затем поворачивал налево, потом еще раз, объезжая здание со всех сторон, следом поворачивал в противоположную сторону, чтобы увидеть дом с другого угла и удостовериться, что ничего не пропустил. А после возвращался домой и оставлял еще одно сообщение на автоответчике. Потом опять садился в машину и начинал объезжать ее дом.

В этот раз он обнаружил, что в одном окне горит свет, а машина Мишель стоит на подъездной аллее, но в окнах никого не видно. Он снова объехал район, чтобы удостовериться. Ничего. Только машина, внутри квартиры никакого движения. Затем ему в голову пришла страшная мысль: что, если она пытается ему дозвониться? Прямо сейчас? Каждая поездка занимала минимум сорок минут. Он должен ехать быстрее. Сколько раз она уже пыталась ему позвонить?

Дома он разглядывал автоответчик, лампочка на котором по-прежнему не горела. На случай, если лампочка сломана, он все равно включил воспроизведение. Никаких сообщений. Он позвонил еще раз, набрав номер в темноте по светящимся кнопкам, оставил длинное сообщение, рассказав все, что у него на душе, затем повесил трубку и вернулся в машину. Доехал до квартиры Мишель, увидел, что машина на месте, как и свет в окне, но в окне все еще никакого движения. Почему она не отвечает? Он вернулся к себе. Лампочка не горела, но он снова проверил сообщения – на всякий случай. Взял трубку, чтобы позвонить, но понял, что уже очень поздно. И все равно позвонил. Никто не ответил. Он опять поехал к ее дому. Был туман и лил дождь, когда он заглушил двигатель у края дороги и сделал шаг на ее лужайку. Его белые рабочие ботинки насквозь промокли. Он осторожно прошел по щебню рядом с фундаментом и с крыльца заглянул через стеклянную дверь в темную кухню. Там не было никакого шевеления, лишь мигала красная лампочка автоответчика. Дверь была заперта, поэтому Чарли разбил ее кирпичом. Он подождал, не отреагирует ли кто-нибудь на шум. Но все было тихо, и он зашел внутрь.

Кухню освещали только электронные часы на плите. Чарли вытер кроссовки о кухонный ковер, смахнул с себя осколки и остановился, прислушиваясь. Услышал лишь ход часов и биение собственного сердца. Ничего больше. Он не слышал даже своих шагов, пока поднимался по лестнице. Дверь в спальню была закрыта. Чарли ее открыл.

Внутри он почувствовал запах человеческих тел, звук сонного дыхания, глубокого и размеренного. Чарли постоял на пороге, наслаждаясь интимностью момента. Наблюдать за спящими очень приятно. Особенно потому, что они не замечают, что за ними наблюдают, прямо как люди, не замечающие, как за ними смотрит Господь.

Потом Чарли заехал в мини-маркет. Он купил огромный стакан кофе, чтобы побороть утреннюю прохладу, и подождал около телефона-автомата, пока не встало солнце и он снова мог позвонить. В этот раз Мишель ответила. Голос ее звучал измотанно: кто-то вломился к ней в квартиру. Разбили дверь и зашли внутрь, пока она и ее сын спали. Это звучало почти как изнасилование.

Чарли положил руку на металлический шнур. Он сказал, что хотел, чтобы Мишель знала – он так много ей хотел рассказать – прежде всего, что он говорил с Джерри. Что он знает, что они с Джерри снова вместе и Чарли не должен больше ее беспокоить. Он это понял и не имел ничего против. Затем он сказал Мишель: «Это я сделал это с твоей квартирой»{46}.

В этот момент Мишель замерла. «Сделал это» с ее квартирой? Она не знала, что спрашивать дальше. Что еще он сделал? Входил ли он внутрь? Ну да, сказал Чарли, входил. «Я хотел проверить, – сказал он, – убедиться, что у тебя все в порядке. Что ты ничего не натворила… например, не совершила самоубийство».

Мишель молчала. «Знаешь, мне немного не по себе сейчас», – сказал Чарли. Он объяснил, что поймет, если она захочет позвонить в полицию или что-то вроде того. Таким образом он решил продемонстрировать ей искренность своих намерений.

Чарли знал, что привязал к своей ноге еще один камень, который уже тянет его на дно. Он залез обратно в машину, чувствуя себя идиотом. Дома он достал из холодильника колу, нашел полпачки чипсов и сел перед телевизором, когда зазвонил телефон. Это был офицер полиции округа Палмер. Им поступил ордер на арест Ч. Каллена, ростом 1,72 метра, весом 68 килограммов, с русыми волосами и усами. Да, сказал Чарли, это я. Он пообещал самостоятельно приехать в отделение полиции и сдаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары