Читаем Добрый медбрат полностью

Несколько минут спустя на Шэфер-авеню подъехала патрульная машина. Офицер Дадди поговорил с хозяйкой, Кэрен Зиемба, которая позвонила в «911». Она сказала Дадди про запах и про то, что несколько раз видела, как ее странного жильца увозят на скорой. Дадди спустился по лестнице ко входу в квартиру Чарли. Штормовая дверь была закрыта, а в промежуток между дверями подоткнуты свернутые полотенца. Дадди громко постучал, заявив о себе как о сотруднике полиции. Вскоре замок щелкнул и дверь открылась. Чарли невинно выглянул из-за нее.

«Сэр, – сказал Дадди, – у вас какие-то проблемы с керосиновым обогревателем?»{91}

«Э, нет», – ответил Чарли. Однако, когда дверь открылась, запах стал совершенно невыносимым.

«Я бы хотел проверить это сам, если вы не против».

«Э, да все в порядке», – сказал Чарли, не двигаясь с места.

«Лучше пропустите меня, – сказал Дадди. – Пожарные все равно уже в пути».

Чарли вздохнул и открыл дверь. Дадди вошел. Запах топлива стал еще сильнее: что-то внутри горело. Полотенцами и изоляционным материалом были закрыты вытяжки и вентиляционные отверстия. Пожарная сигнализация лежала на столе, из нее были вынуты батарейки. Дадди снова посмотрел на Чарли. Чарли смотрел в пол. Дадди прошел мимо него в ванную, на запах керосина. Маленькая хибати стояла в ванне и горела. Чарли объяснил, что поставил ее туда, потому что боялся пожара – в конце концов, он медбрат в отделении ожогов. Он видел, что бывает после пожара. Однако Дадди вызвал скорую. Чарли вздохнул и пошел искать свои ботинки.

Когда приехала скорая, Чарли спросил врачей, могут ли они отвезти его не в больницу Уоррена. Он не хотел показаться фриком{92}.

<p>18</p>

Апрель 2000 года

Чарли все яснее осознавал, что его время в Лихай-Вэлли подходит к концу. Старшие сотрудники отделения ожогов перестали скрывать свое презрение к медбрату Каллену{93}. Чарли попытался перевестись, но кардиологическому отделению тоже не нужны были проблемы. Чарли проработал в Лихае еще три месяца, заглушая боль убийством пациентов{94} и потихоньку отменяя смены в поисках работы неподалеку.

К счастью, за последние десять лет население Лихай-Вэлли увеличилось больше чем на десять процентов. Больницы вырастали в окрестностях как грибы. Пятно от кофе на автомобильной карте Чарли покрывало минимум шесть потенциальных работодателей в получасе езды от квартиры, и в каждой больнице сотрудников было меньше, чем смен. Чарли воспользовался текстовым редактором и разослал улучшенную версию своего резюме. У него за плечами было тринадцать лет стажа в шести разных больницах, и – несмотря на то что он увольнялся после обвинений в некомпетентности и подозрений в еще более страшных грехах – он мог рассчитывать, что все они подтвердят даты его трудоустройства{95}. У него была действующая медицинская лицензия штата Пенсильвания, а также рекомендации, в которых его все еще описывали как «прекрасного командного игрока» со «спокойным и добрым» нравом, как сотрудника, «всегда готового взять» дополнительные смены. Навык коммуникабельности? «Хороший». Качество работы? «Превосходное». Одной из первых больниц, получивших резюме Чарльза Каллена, была больница святого Луки в Фаунтин-Хилл, располагавшаяся чуть дальше Лихая.

Больница год за годом разрасталась, сохраняя основные отделения и открывая новые источники дохода, такие как операции по снижению веса и лечение расстройств сна{96}. Они готовы были обучать новых сотрудников, но опытные медработники были для них настоящей находкой; когда Чарли подписал договор, ему заплатили премию в 5000 долларов{97}.

Для Чарли это была престижная работа. Больница святого Луки была названа в числе лучших медицинских учреждений страны журналом U. S. News & World Report, а состоящее из девяти палат отделение коронарной терапии было его главной жемчужиной{98}. Он должен был стать лучшим работником лучшего крыла. Каллен сразу погрузился в работу с головой, обустраивая свое рабочее место, словно птица гнездо по весне. «Первое впечатление – это очень важно», – говорил он своим коллегам.

Не все заметили это сразу{99}. Люди умирают, в больнице такое бывает, особенно в отделении коронарной терапии. Иногда случается сразу несколько смертей, но ничего нового в этом нет. Опытные медработники почувствовали дуновение холодного ночного ветра, уносящего их пациентов. Некоторым казалось, что остановки сердца теперь стали рутиной. И хорошо они не заканчивались.

Некоторым медработникам нравилась динамика спасения жизней, срочность ситуации, адреналин, нравилось врываться в палату в то же время, когда жизнь пациента стремится его покинуть. Некоторые даже становились от этого зависимыми. Чарли Каллен не казался коллегам таким, но при остановках сердца он почему-то часто оказывался в палате первым. Они не могли не заметить его привычку запрыгивать на койку, седлать пациента и стучать по его груди. Никто не сомневался в его энтузиазме. Однако подход Чарли казался им слишком драматичным и в то же время равнодушным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары