Добрый медбрат

Одно из первых писем, что она получила, было от евангелистов, которые предупреждали ее не наставлять монстра. «Там говорилось: “Если вы спасете его и он попадет в рай, это будет нечестно”, – вспоминала Рони. – Так думают евангелисты. Это было так глупо, что я не могла перестать смеяться еще пару дней после этого».

Вскоре последовали гневные письма, некоторые с угрозами. Это, конечно, ни к чему не привело, и она попыталась забыть о них: это нормально, даже естественно, что сообщество чувствует угрозу от человека, который использовал доверие людей, чтобы убивать их самых уязвимых членов семьи. Затем, когда началась история с почкой, Рони шла из тюрьмы и кто-то назвал ее «пастором сатаны», бросив ей пакет с кровью в лицо. Она не знала, что это была за кровь. Вероятно, свиная, которую используют протестующие против клиник абортов. Преподобная попыталась об этом не думать, пошла домой и просто смыла с себя эту коричневую массу. «Да, – посмеялась Кэтлин, – если рай существет и я там окажусь, мне точно полагается корона».

Разумеется, когда донорство стало достоянием общественности, все стало еще хуже. «У меня была подруга, которая перестала ею быть, – сказала мне Рони. – Подруга заявила, что, помогая пересадить почку Чарли, я разрушала жизнь Эрни, потому что давала ему получить почку сатаны».

Кэтлин вспомнила, что, когда только начала работать, она подумала, что если ты хороший человек и христианин, то со всеми будешь вести себя вежливо. «В этом же есть смысл? – спросила Рони. – Мои родители ненавидели Гитлера, но говорили: “Ну, он тоже дитя Господа”. Я думала, что так и положено делать христианам. Однако суд это изменил. Тогда я узнала, какими жестокими они могут быть».

Всего за день до этого Кэтлин позвонила мать Эрни Пекхэма, Пэт. «Она сказала, чтобы я больше с ними не разговаривала, – сказала Рони, – никогда. Перед тем как повесить трубку, Пэт сказала, что мы с этим проклятым адвокатом портим ей жизнь! Я не хочу хвастаться, но, если бы не мы с Джонни, у них бы не было шансов получить свою почку!»

Она лишь надеялась, что пересадка запланирована больницей, а раз Чарльз был такой угрозой, Пэт сказали не распространяться об этом. «Я, конечно, не жду цветов с тортиком, но мы не пытаемся разрушить жизнь Эрни, мы пытаемся ее спасти».

Рони прервалась и дала себе отдышаться. Медленно ее гнев угас. Когда это произошло, она заплакала.

За Чарли Калленом ночью пришли охранники с ключами и наручниками. Ему предстояло отправиться в Медицинский центр округа Сент-Фрэнсис. Если они и знали зачем, то не говорили. Ему снова дали робу, взяли кровь, приковали к кровати. Телевизор в углу все время работал, показывал местные новости и шоу Опры. Прошел день, и Чарли подумал: ну вот опять. Это была не пересадка. Это было что-то другое.

Охранники вернулись на следующее утро. Они отвели Чарли вниз, не сказав зачем. Ему полагалось отвечать только на прямые вопросы. Ему сказали, что он больше не Чарльз Каллен. Теперь его зовут Джонни Квест. Врач назвал его мистером Квестом. Сестра назвала Джоном. Каллен подумал, что это смешно. Он не понимал, что происходит.

Они дали ему что-то, чтобы расслабиться. Валиум, кажется. Они не говорили. Чарли почувствовал себя неустойчиво. Затем ему дали формы на подпись. Он подержал ручку, не понимая, какое имя вписывать. «Впишите то, которое нужно», – сказал доктор. Чарли смотрел в детстве мультики и помнил симпатичного светлого мальчика, все умеющего и полного жизни, и его приключения. Чарли подписал бумагу как Джонни Квест. Юридически это было неправильно, поэтому ему дали другую форму, которую надо было подписать «Чарльз Каллен / Джонни Квест». Сестра посмотрела в другую сторону, пока он это писал. Это должно было остаться в тайне. Затем ему сделали еще один укол, и Чарли почувствовал, что отключается.

Спустя час почка Джонни Квеста была упакована в красный холодильник «Колман» и отправлена на вертолете «Лайфстар». Они полетели на север от Трентона и слева от Манхэттена и подлетели к Лонг-Айленд. Восемнадцатого августа была прекрасная летняя ночь, шоссе внизу заполнено отдыхающими, направляющимися в Хэмптон и проезжающими медицинский комплекс Стоуни-Брука, горящий на холме, как строящийся Бильбао.

Я припарковался в зоне C. В выходные в больницах много народу только после закрытия баров, и обычно все они находятся в реанимации. В 20:00 главное лобби было тихим, как закрытый магазин. Охранник читал вчерашнюю газету, в сувенирной лавке можно было разглядеть только майларовые шары. Хирургия находится на четвертом этаже, вместе с ожоговым и радиационным отделениями. Почка поехала на заднем лифте, а я – на парадном.