Добрый мир

процеживал он сквозь зубы пущенное скорым Янкевичевым языком злое,

тяжелое слово. «Подозрение — оз-зверение...» Он прислонился лбом к

теплому стеклу окна и правой рукой коротко стукнул по раме. Серая ленивая

пара пернатых не торопясь стартовала в межцеховое пространство. «Баю-баю,

баю-баю, я тебя подозреваю»,— тихо шептал Коля.

Смотреть из окна было некуда. Только на третий цех, на бетонную

стену. Налево, направо и вверх — стена. Над нею, совсем низко,— слепящее

солнце. Коля закрыл глаза, постоял еще несколько мгновений у окна и

медленно от него отошел. Перспектива просидеть в лаборатории еще

несколько часов показалась ему египетской казнью. Коля расстегнул халат,

вытер чепчиком потную шею и пошел в кабинет шефа просить отпуск без

содержания на три часа.

Очевидно, вид у него был очень нездоровый. Александр Андреевич

озабоченно спросил, не подхватил ли он грипп, и без обычных вздохов и ахов

выписал увольнительную записку на тринадцать тридцать.

В два часа Коля подошел к своему дому. Ключа у него не было: уходя,

он оставил его на обувной тумбочке. Он сел на лавку у подъезда и стал ждать

Люсю.

Двор был полон ребятни. Эта беззаботная компания орала, пищала и

созидала снежных баб. Коле она не мешала, он был даже рад ей. «Никакой

слабости с моей стороны нет»,— лениво рассуждал Коля. «Обыкновенный

деловой визит. В сущности, мне же и придется указывать причину развода: я

— инициатор. И спросить все равно надо. Не для суда, понятно... Но я должен

спросить. Я просто спрошу, самым простейшим образом спрошу: «Людмила,

я имею сильнейшее подозрение, что на старости лет обзавелся рогами;

докажи, что это не так! Если тебе кажется диким мой вопрос, то я имею на

него право. Ты видишь, я цивилизованно, без скандала... и, в конце концов, мы

девять лет спали в одной кровати».

Коля попытался представить, как он будет при этом выглядеть. И

решил не насиловать воображение.

Из соседнего двора начала выворачивать мусорная машина.

Остановилась. Заработал на повышенных оборотах двигатель. Коля испытал

инстинктивное желание забежать в дом за мусорным ведром. Он взглянул на

часы. Мусорка подошла точно, ничего здесь не изменилось.

Он сидел, ждал и ни о чем не думал. Во дворе стало тише. В дверь

подъезда прошла соседка со второго этажа; с затаенным любопытством

посмотрела на него, поздоровалась. Коля автоматически мотнул головой.

Он несколько раз поднимался с лавки и неторопливо прогуливался по

двору, а около пяти вышел на улицу и пошел к Алешкиному садику. Там

воспитательница сказала ему, что Алешку забрали еще в полпятого.

Трамвай подошел почти сразу. Через пять минут Коля снова был у

дома. Начало уже темнеть, но в окнах света не было. Он все же позвонил в

дверь.

Не задумываясь особенно над тем, то ли он делает, Коля выбежал на

улицу и остановил такси — бежать к Вострецовым было далеко.

Свет горел во всех окнах вострецовской квартиры. Он постоял у

подъездной двери, застегнул пальто и поправил шарф. Затем вошел в подъезд

и стал неторопливо подниматься на третий этаж.

Дверь вострецовской обители была не захлопнута, а лишь прикрыта.

Можно было постучать условным стуком — «тетя-Катя» — и тут же войти.

Коля позвонил.

— Не закрыто! — услышал он из квартиры

Еленин голос.

Он вошел.

— Башмаки сбрасывай, не топай! — предостерегающе крикнули из

большой комнаты.

Коля начал снимать сапоги.

—

...Нет. Пустой разговор, не в этом дело. Вот именно, что мне

лучше знать,— заговорила Елена другим голосом.

Коля догадался, что Елена занята своим обычным делом: болтает по

телефону. Он уже сделал движение к проему двери, завешенному желтыми

тяжелыми шторами, но остановился. Ни Люси, ни Алешки здесь не было.

Можно было даже не заглядывать. На всякий случай он оглянулся на вешалку.

—

Кто, она? Ну да, плохо ты ее знаешь!

Коля сделал легкий шаг назад, к своим сапогам. Нагнулся.

— Нет, не пойдет она... Потому что, я тебе

говорю, ты Людку не знаешь. Пустой номер.

И, кажется, у нее что-то случилось... Да, похоже, опять Кокоша

выделывается... Да ну его в

баню! Поросенок, она уже замучилась с ним.

Я бы на ее месте давно уже его попинала...

Коля буквой «Г» стоял над своими сапогами. Уже потом, в деталях

припоминая это героическое стояние, он убеждал себя, что жажды

выслушивать все до конца у него не было. Стоял он вовсе не из-за этого.

Заклинило спину и ноги. Неизвестный род паралича на три минуты.

Настоящий маленький столбняк. Но это было потом.

— Во-во! «Есть женщины в русских селеньях». Господи, да я тебе

говорила, Савинский в Питере весь перед ней изошелся, от горя

опух... Ну да, сравнила этого хрюшу с Савин-

ским! Как ни придешь — вечно вверх задницей... Шиш, моя ласточка,

куда еще серьезней! Нашла ловеласа! Людка бы только мизинцем двинула, а

она вообще свинья, все хи-хи да ха-ха, а потом так беднягу облажала, что

не знаю... Понятно, что у пролетария своего нахваталась!

Коля не выходил, а просачивался сквозь дверь, в носках и с сапогами в

правой руке. По лестнице кто-то поднимался. Ему показалось, что это были

шаги Андрея. Он взлетел на два пролета вверх. Почти одновременно

хлопнули две двери. Легкие шаги понесли кого-то вниз.