— Вот! Правильно! Спонтанность! Не было там спонтанности — в этом все дело. Похоже. Очень похоже, убедительно. Но не то, — он быстро прошелся до стены и обратно, ищуще огляделся — спальня превратилась в дворцовый кабинет, маленький стол стал большим письменным, стул — креслом, рамка на стене — дверцей сейфа. — Смотри: все очень быстро. Осмысленно. Удар — готов! Подхватить, положить аккуратно, почти без следов, без шума. Второй удар — готов! Лицо разбить — еще три-четыре удара, это несколько секунд. На столе все как будто перевернуто и сброшено, так? Но нет, телефон цел, рамки только треснули, осколков — один стакан. Нет, Турин, их не швыряли, остереглись шума. Просто переложили. Мелочь — да, разом смели, без разбора. Чай, чернила — как пролились, не размазаны. Дальше: стол сдвинут, фонарик и жестянка с воском как нарочно сверху, на виду. Но зачем они? Сейф закрыт был, ключ на месте, в скважине воска нет, царапин нет, вскрыть его не пытались, и: — Белег остановился, резко обернулся и наставил на Турина палец, медленно опустил, с силой упер в край столешницы, — кофр. С Сильмариллом. Деревянный черный кофр, с жестким ребром. Он уже был на столе — дожидался мастера. Сейф закрыт: конечно, зачем открывать при посторонних, Элу достал бы заранее. И вот упал он как раз на этот кофр — поэтому и следов крови нигде нет. Значит, подгадано: бей, бери, уходи. Значит, времени на все потребовалось: — Белег прикрыл глаза, еще раз прокрутил в голове сцену, — пара минут от силы.
Турин на подоконнике застыл с потухшей папиросой в зубах.
— Ну знаешь ли… Это как-то… Слишком резво.
— Хуже, Турин. Слишком продуманно.
10 часов 02 минуты
Белег быстро застегивал рубашку, стараясь не выпустить из зубов густо умасленный кусок хлеба. Турин листал пухлый журнал и недовольно принюхивался: порученный кофе ниссэн Авриль принесла ровно две минуты назад, не иначе дожидалась на лестнице удара часов. Следом за ней дружно заглянули озабоченные мастер Сормас, ниссэн Тармивэль и господин Гвириэль — все со своими приношениями.
— Я готов отчитаться по каждому пункту, господин Турамбар! — попытался задержаться последний, но вместе с остальными с благодарностями был выставлен за дверь, а уже оттуда прокричал: — Мне показалось, или у вас накурено? Напоминаю, что Мальвис…
— И что теперь с этим добром делать? — спросил Турин, носком ботинка пихая табурет со свертками — париками, нитками, тряпками.
— Не знаю, повесь куда-нибудь. Потом вернем.
— Ага, а потом они будут гордиться — следствию помогали! — хохотнул Турин и тут же скривился — с неудовольствием посмотрел на фарфоровую чашечку.
— Пусть гордятся, — Белег вышел в прихожую, на ходу дожевывая бутерброд. Одернул жилет, залпом выпил кофе и похлопал себя по бокам. «Карсид» был теперь на своем месте, и ремень кобуры привычно обнимал спину и грудь.
Взглянув на него, Турин внезапно помрачнел.
— Белег. Почему ты вдруг стал совать мне оружие?
— Ситуация предполагает.
— Нет. Не юли. Я тебя знаю: тут другое. Ты спросил про Маблунга, что мы видели, что говорили. Потом встал и притащил проклятый пистолет. Повторяю: почему?
Белег наклонился, достал с полки туфли и стал обуваться.
— Ну хорошо! Я успел подумать – так и эдак. Тут-то с Маблунгом… Тут как раз все понятно! Прозрачно! И обстоятельства, и рана, и револьвер — все сходится. Я же проверил — на коже, на рукаве следы пороха, он точно сам стрелял! Что тебя напрягло? Кроме того, что… ну… понятно…
Туфли за день запылились, Белег прошелся по ним тряпкой, выпрямился, застегнул пиджак.
— Дверь была заперта изнутри, ее выламывали.
— И это логично!
— Дверь на террасу была открыта.
— Открыта, а с этого что… Скажешь, вот прям кто-то по террасе прошел, отнял у Маблунга револьвер…
— Револьвер лежал в соседней комнате на диване.
— Положим…
— Выстрелов было два.
— Один в стену! И-и-и?..
— Турин. Скажи, мы оба с ним разговаривали: было похоже, что Маблунг собирается пустить себе пулю в голову?
— Опять похоже, не похоже?
— Так что?
— Ну… Орофер его, конечно, вздрючил при всех, да и в целом объяснимо… Но так, по разговору… Проклятье, я не знаю!
— Тогда послушай.
***
…Они сидели все в том же кабинете Тингола — он, Маблунг, сам Тингол и Саэрос. С легкой руки последнего мероприятие называлось «общий сбор» и предполагало, что они — кто не рыскает на рубежах или за рубежом — в последний день месяца в обязательном порядке встречаются пропустить по стаканчику и поговорить о чем угодно, кроме дел.
Стаканчики к тому моменту уже не по разу опустели, и речь шла о житейском: о новостях из Гаваней; о новой пивной в квартале Наугрим; о том, что Маблунг в очередной раз позволил отвести себя на какой-то концерт и теперь был озадачен последствиями. Впрочем, тут нового не было: его периодически куда-нибудь водили, после чего он снова пропадал на службе и потом решительно не мог вспомнить, какая именно из канцелярских машинисток или сестричек госпиталя обиделась на него последней. Саэрос считал, что это ничего — главное, на таких прогулках ничего не подписывать и с осторожностью отвечать «да».