Добрым словом и пистолетом (СИ)

Турин подошел к ближайшему столу, стал опускать стулья, попутно озираясь по сторонам. Несмотря на полумрак, можно было разглядеть стены зала, а вернее то, чем они почти полностью были скрыты: здесь висели рисованные афиши и фотографические плакаты; гирлянды цветных лампочек, гирлянды из перьев, гирлянды сухих и бумажных цветов; шляпы, фуражки, туфли — танцевальные, уличные, вовсе декоративные; лоскуты тафты и раскрашенного шелка, оленьи рога, большая (райвов трех) высушенная щука с вязанкой румяных кренделей в пасти; плетеные венки, ленты, флаги и истыканная булавками огромная карта Эндорэ.

Белег присел. За спиной, отразившись в застекленной афише, вернулся на кухню Диад — тощий парнишка лет восемнадцати. Женщина за стойкой продолжала протирать бокалы.

Других шагов слышно не было — только Турин поднял вдруг голову, и в момент пахнуло сложной смесью древесных и цветочных ароматов. Две руки скользнули Белегу по плечам, переплелись на груди, и женщина, наклонившись, поздоровалась:

— Привет, зайчата.

Давным-давно минули времена, когда во тьме лесов возле Озера синдар жили не народом еще — племенем и кормились тогда ловлей, сбором плодов и охотой. Искусных охотников было много, но и среди них выделялись искусные особо, а среди таковых — первые. Бриан Брайан была из первых.

Потом пришли другие времена — Поход; синдар месяцами, годами шли по просторам Эндорэ в подзвездном сумраке, не ведая, что таится впереди, не зная, что подстерегает вокруг. Поход был долог и труден, но безопасный путь нащупывали скользящие в этом сумраке передовые отряды, а потом, во время стоянок, они же оберегали покой спящих. Бриан Брайан была среди передовых.

Наконец, позже, уже в дни Солнца и Луны по просторам королевства разошлись разведчики — добывать сведения, расстраивать планы врага, присматривать за союзниками. И здесь тоже на Бриан можно было положиться полностью.

— Ждала вас, — продолжила она, выпрямилась, ласково погладила Турина по макушке и, развернув стул, села верхом. — Что будешь? Вафельки?

— Ну… — неуверенно протянул Турин, приглаживая, а на деле еще больше растрепывая волосы. — Разъедать-то… как-то… некогда.

Бриан улыбнулась.

— Некогда — не пришли бы. Посмотри, зай, видишь это одухотворенное выражение? Означает, что Белег пока только усиленно думает и никуда еще не бежит. Верно ведь, командир?.. Сэньо, милый! — она резко повысила голос, и в окошке за стойкой мельком появилось чье-то лицо, скрылось, а потом из кухни выглянул мужчина в фартуке поверх красной клетчатой рубашки. На пришедших посмотрел как-то искоса, словно опасаясь встречаться взглядом, боком обогнул стойку и без уверенности подошел, пожал руки.

Бриан текуче поднялась с места, и они, обнявшись — ухватившись друг за друга, — о чем-то зашептались; не припомнилось бы случая, чтобы эти двое в голос говорили при посторонних. (Вообще они были странной, на сторонний взгляд вовсе не подходящей друг другу парой, и об этом браке в свое время вдоволь посудачили и в городе, и за его пределами).

— Вы работаете? — спросил Белег, когда проводил взглядом скрывшегося на кухне Сэньо. Из-за двери загремела посуда.

— Какое там. Так — надо ж чем-то заняться, — снова улыбнулась Бриан, а потом правильно истолковала взгляд Турина и смешно сгримасничала. — Это тоже — так. Чтоб физиономию в зеркале не видеть.

С лицом уже давно все было в порядке. Женщина она была рослая, заметная; черты лица крупные, но мягкие; темные глаза и брови, светло-русые волосы. Но понять это сейчас было непросто: под густыми белилами, под густой черной подводкой; верхняя губа выкрашена золотом, нижняя — серебром. От внушительной некогда косы давно осталась короткая, мелко завитая стрижка, вытравленная и выкрашенная теперь в сиреневый. Рубашка с бабочкой, пышная юбка сиреневого, в тон волосам тюля и кавалерийские рейтузы образ этот довершали.

В работе разведки не получалось обойтись совсем без неудач. Неудач особо крупных, болезненных, оставляющих глубокие шрамы было не так уж много — но хватило бы и одной. И не о Таргелионе речь — там, по крайней мере, все касалось его одного; другое дело целая группа, и не просто группа — старые товарищи. Следов Ириэла, Глэна и Фэрласа не удалось разыскать вовсе, но Бриан сумели даже отбить. Враг тогда по-своему рассудил, что выпытывать что-то у женщины будет проще; Бриан, в свою очередь, решила иначе. Только потом, уже в Северном госпитале, когда вся возможная информация была услышана, принята и передана по назначению, ее пришлось вынимать из петли. Скрутили тогда ремнями и перевели в другое место: там, в специальном учреждении, в Реабилитационном центре доктора Игливина, жили увечные, тяжело контуженные, остро пострадавшие душевно; в особом отделении под особым наблюдением находились и те, кто прибивался к Границе, чаще называясь беженцем или переселенцем, но не мог скрыть ни характерных шрамов, ни кандальных следов, ни необычайной, ни с чем не схожей пустоты в глазах. Сэнеллах — Сэньо — ничего скрыть и не пытался, он тогда не говорил вовсе.

— Ну что? что вам рассказать? — спросила Бриан.