— Нет, — перебил Белег, — не надо про «если бы». Почему он оказался бы в гостевой комнате, тоже не надо.
— А что тогда… — Бриан пожала плечами, задумалась, — рассказать, кто к нам в последнее время мимо регистрационного окна заглядывал? Или кто сейчас в городе? Всех не разыщу, но кого-то…
Приехать в столицу по делу или просто так бывшие ангбандские пленники, конечно, могли — предварительно подав заявку с обоснованием и получив ее одобрение, а на месте уже обязательно отмечаясь в участке. По большей части требования эти выполнялись аккуратно, но все же существовали определенные риски: то жизнь и ее срочность диктовали свое, то легкомыслие накладывалось на доверие к тому, кто много лет не давал повода в себе усомниться; а то просто однажды надоедало кому-нибудь чрезмерное будто бы к себе внимание. Полностью исключить такие эксцессы было нельзя, и отчасти поэтому имелась негласная договоренность: о существовании гостевой комнаты в «Хромой собаке» в определенных кругах знали; во дворце на некоторых ее постояльцев закрывали глаза, а в самой «Хромой собаке» к таким гостям относились внимательно и чутко.
— Расскажи, — согласился Белег. — И про все происшествия, прошедшие мимо официальных реестров.
— Как пожелаешь! Сперва только, — Бриан сунула в рот последний на подносе огуречный ломтик, задорно захрустела, — сперва расскажу главное: где в эти дни были мы с Сэньо! Где были и что делали. А вы меня послушаете и выбросите из мыслей постороннюю чепуху. А то знаю я, голоса в голове такое нашептывают!..
***23 часа 00 минут
— Куталион. Вы собираетесь быть моим личным наказанием?
— Зависит от исхода дела.
Орофер сидел на своем месте за рабочим столом. За столом длинным, приставным удивленно обернулись на открывшуюся дверь с полдюжины членов Собрания и еще кое-какие должностные лица; докладчик застыл с приоткрытым ртом.
— Хотите к нам присоединиться? — откинувшись в кресле, поинтересовался Орофер. Перевел взгляд куда-то Белегу за плечо и добавил: — Корлас, будете улицы мести.
Адъютант принца грудью бросился поперек двери, но помешать внезапным визитерам никак не мог.
— Я…
— Он шутит, — утешил побледневшего Корласа Турин.
Недосовещавшиеся без большой охоты освободили кабинет через минуту: Белег посторонился, пропуская их, запер дверь и прошел вдоль стульев — сел вплотную к хозяйскому столу.
— Знаете, уже даже просто интересно. Вы терпение мое хотите измерить?
Орофер тяжело поднялся, подошел к секретеру, наполнил там из графина стакан, осушил до дна. Тингол в такой обстановке про стакан бы и не вспомнил.
— Так что же? Какие-то важные результаты? Срочные новости? Никак нельзя было подождать? — в свое кресло он возвращаться не стал — обогнул стол и сел прямо напротив Белега.
— Нужно кое-что прояснить.
— Прояснить, — согласился Орофер. — Давайте. Давайте проясним. Вы знаете, что я вас не люблю, господин Куталион?
— Знаю.
— Знаете почему?
— Знаю.
Орофер не дождался продолжения и сжал зубы, поводил туда-сюда крупной челюстью.
— Во-первых, за манеру отвечать только на прямой вопрос. А во-вторых?
— Во-вторых, вы не сторонник частных инициатив.
— В точку, — согласился Орофер. — Мне не нравится, как было поставлено дело у вас с дядей. Вот эта ваша вседозволенность, лишняя свобода. К трагическим последствиям именно такой подход рано или поздно и приводит, — продолжил он и на этот раз спокойно, без раздражения кивнул Турину, откинулся на спинку стула. — Я ведь прав, господин Турамбар? Сначала нужно думать, потом действовать. Нет, я не спорю: возможно, лично у вас, господин Куталион, в вашей голове идет какая-то четкая работа, и вы ее способны контролировать. Но это касается только вас — вас одного! — может быть, двух-трех сотрудников. Но подразделение — это тоже государство. Здесь ничего нельзя пускать на какое-то личное усмотрение. Все должно быть продумано, просчитано и выверено. И каждый — каждый, Куталион! — должен знать свое место во всех смыслах этого выражения. Нет, это не оскорбление и не принижение, это объективная необходимость. Не надо выпрыгивать выше головы, не надо нарушать порядок строя — частное геройство мешает большому делу. А вы этого упорно не понимаете. Не знаю, следствие ли это долгой вседозволенности или затянувшийся опыт общения с голодрим… Они как раз в полной мере демонстрируют, что происходит, когда все стоит на самоуверенных одиночках… Но Создатель с ними, с голодрим, — Орофер задумчиво покивал чему-то, посмотрел на свои лежащие на столе расслабленные руки, подвигал на пальце обручальное кольцо. — Полагаю, вы знаете, я настаивал, чтобы дядя разжаловал вас и отправил под стражу.
— Знаю.