Добрым словом и пистолетом (СИ)

В конце концов Тингола успокоила Мелиан. Дориат, с трудом удержавшийся от стремительных и непоправимых решений, тоже слегка пришел в себя. Начались споры и совещания, зазвучали предложения и требования. Наконец Совет утвердил отдельные акты: запрет на квенья, полный запрет на оборот голодримских денег и такой же полный — на торговлю. Из границ Дориата были изгнаны все, имевшие отношение к Дому Феанора и Дому Финголфина, все сношения с ними пресеклись и оказались под строгим запретом.

Но…

«Торговля сама рассудит», — мрачно предрек тогда Саэрос.

Торговые запреты действительно пришлось корректировать довольно скоро, частные сношения восстановились сами собой, а пусть неофициальный, пусть теневой диалог сначала с Барад-Эйтель, а затем и с Химрингом налаживать пришлось волей-неволей. Любые голодримские товары тем временем благополучно поступали через АрдГален и Нарготронд, и в каждом дориатском селении можно было купить что угодно с самыми невинными клеймами — сначала только третьедомскими, а потом белегостскими, норгодскими и доходившими до абсурда пометками «сделано в Эгларесте» или «сделано в Бритомбаре».

Но прежде чем все это произошло, прежде чем контрабанда расцвела буйным цветом, а таможня получила негласное указание не вчитываться в некоторые документы, Тингол, едва успокоившись, вызвал Белега.

— Собери мне всю информацию. Абсолютно всю, — заговорил он после продолжительного хождения от стены к стене. — Про каждую крепость. Каждый форт. Про каждого лично. Каков из себя — в чем хорош, в чем плох. Что любит, что не любит, что ест на завтрак и запирает ли на ночь дверь. Выясни и доложи.

— Это займет время, — предупредил Белег.

— Я проявлю терпение. Главное, сделай. И… Проверь, как близко можно подобраться.

— Смотря с какой целью.

На это Тингол задумался и отвечать не стал.

Информацию собирали несколько месяцев. Белег делал это лично и через своих ребят, через свидетелей и первых осведомителей, через случайных болтунов и официальных лиц. Бумаги складывались во внушительные стопки, переложенные схемами, картами и портретными зарисовками. Это была первая серьезная проверка разведки, жившей тогда обычными рейдами и общим сбором сведений. И первая операция из тех, что дали начало совсем новой, неизведанной, неясной еще агентурной работе.

Наконец, внушительный, собранный воедино доклад лег на стол перед Тинголом.

– Впечатляет, – коротко одобрил тот.

Больше не сказал ничего. Белег еще много раз видел залистанные, замятые листы у Тингола на столе или в шкафу; часто в ходе обсуждений звучали ссылки на знакомую информацию, появлялись из бумаг знакомые карты. Но к самому разговору они так никогда и не вернулись.

Все знали, что Тингол вспыльчив. Что может в гневе наговорить лишнего, может обидеть и даже перегнуть с угрозами, но потом всегда опомнится и извинится. Да, Тингол был вспыльчив — но не жесток. Более того — отходчив.

— …Белег! Белег! — позвал Турин, и Белег открыл глаза.

Автомобиль уже остановился, и поднятая им пыль уже оседала на него самого, на оказавшихся рядом прохожих, на брусчатку не слишком большой площади, на ступени достаточно большого и даже чересчур красивого здания с кудрявыми поверху колоннами и знаменами над входом. На ступенях ждали.

— Приехали, господа дориатрим. Добро пожаловать в Амон-Эреб, — сообщил капитан Оровальдо, знакомым уже движением обернувшись со своего сиденья. — Город дубрав, сливовых рощ и знаменитых термальных источников. Но экскурсию проводить не будем. Сразу к делу.

Белег с трудом разжал руку и выпустил поручень. И руку эту, и всю левую половину туловища он перестал чувствовать лиг через десять после начала пути. Через двадцать — перестал чувствовать что бы то ни было.

Сзади из кузова повыпрыгивали пехотинцы с винтовками, кто-то из встречающих подошел и любезно распахнул задние дверцы. На площади, чуть в стороне, пестрая подвижная толпа почти не отвлекалась от своих дел и на удивление равнодушно посматривала на происходящее.

— Зачем же сразу, — заговорил вдруг шофер.

Он как-то по-особенному легко не вылез даже — вытек из-за руля, безотчетным жестом наездника похлопал автомобильный борт и посмотрел на Белега: Белег все еще сидел, собираясь с силами.

— Наши гости устали с дороги, проводи их. Да, какое у нас время?

— Час сорок девять, — ответил Оровальдо.

— Хорошо. Очень хорошо. Если тот агрегат доедет с поста — сообщи мне.

Белег спустил с подножки ногу и выпрямился, расправил плечи — преимущество над голдо в росте было небольшим, но заметным. Того это, впрочем, не смутило: оказавшись с Белегом почти вплотную, он не отстранился и продолжал смотреть в упор, с откровенным веселым удовлетворением и все равно как будто свысока.

— С чего бы ему не доехать? — обойдя автомобиль, ревниво поинтересовался Турин. — И не такое повидал. А нам бы тоже повидаться — без лишней волокиты пройтись по списку.

— По списку? — уточнил голдо.

— Списку подозреваемых. Пункты семь-тринадцать.