Добрым словом и револьвером

Смешно, вот только Филимон и Егор за время пребывания моими адъютантами и телохранителями пообтесались преизрядно, а потому в их наивность поверить у меня уже не получается. Так что это лейб-гвардии поручик Махаев шутить изволят…

— Филя, Филя... Как тебе не стыдно, так не доверять князю? У него уж поди всем имением последнюю неделю всю воду в округе баламутили!

— Что, Филимон, уели тебя! — рассмеялся Васильчиков, глядя на изумленное лицо Махаева. — Вперед наука: думай — не думай, а государь тебя всё равно всегда передумает…

Лицо Махаева приобретает странное выражение, а потом он вдруг выдает:

— Тоже, наука. Это стрелкам и атаманцам давно известно. Вот некоторые другие еще сомневаются! — И заканчивает твердо: — Так на то вы, Сергей Илларионович и поставлены, чтобы этих других вразумлять да на путь истинный наставлять!

Завтрак перед «рыбалкой» подали с рассветом. Спасибо, Васильчиков еще не забыл моих предпочтений, а потому завтрак вышел быстрым и сытным: хлеб, копченое сало, соленая ветчина и чай. И вот мы уже отправляемся рыбачить. Все в бурках, чтобы сходу не определить: кто есть кто? Двое лейб-конвойцев несут удочки, хотя, если честно, рыбачить я никогда не любил, не люблю и вряд ли когда-нибудь полюблю. Но маскировка должна быть: хотя в этом времени о папарацци еще и слыхом не слыхивали, но шпионаж уже существует. И, подозреваю, существует он с тех самых пор, как впервые какое-нибудь племя неандертальцев готовилось поиметь некстати случившихся поблизости питекантропов. Нужно же было и количество бойцов противника сосчитать, хотя бы на пальцах, и выяснить, все ли противники вооружены боевыми палицами, или часть ополченцев так и ходят с охотничьими дубинками, и установить место, где вражеские силы встали лагерем, и определить, хорошо ли снабжены враги продовольствием, и еще много-много чего.

И памятуя об этом, вся рота моей охраны идет сейчас впереди нашей группки «рыбаков», реально широким бреднем прочесывая окрестности. Где еще со вчерашнего вечера установили пулеметные гнезда и рассадили снайперские пары.

Ну-с, вот и речка… Интересно, а рыба-то в этой переплюйке вообще есть? Впрочем, для любого стороннего наблюдателя, рискни он приблизится хотя бы на версту, ситуация абсолютно понятна. У богатых свои причуды. Тем паче, что мой папенька, безвременно погибший Александр Труа, любил с удочкой посидеть, так что никто не удивится, что сын в папашу пошел. Казачки поставили мне складной стул, ведро — типа для улова, и оставили меня на бережке. В одиночестве. Ага, значит насадить червяка на крючок, поплевать на счастье…

И тут с того берега доносится переливчатый свист. Вот и все: гость прибыл…

Часть 2. Глава 6

Глава 6

Рассказывает сотник лейб-гвардии Егор Шелихов

Как наши засвистали, так я сразу с кустов выскочил и рядом с государем столик раскладной поставил. А Филька Махаев еще один стул складной вытащил и тоже установил. Я ему рукой махнул: отходим, мол. На десять уставных шагов, как положено. А тут уже копыта слышны. С той стороны подъезжают двое…

Первым на бережок выехал нашего батюшки-государя разлюбезный дружок и сродственник кайзер Вильгельм. А вторым — братец мой родный, Степан. Весь такой баский, в новом немецком мундире. Вот бы ему по станице по нашей в таком-то виде проехаться. Все б девки поумирали. Конечно, пока я б не проехал. Тогда б они враз ожили и снова поумирали. Хоть и высоко теперь Степан примостился, ан все же не на нашей земле, не на русской. А я — вот он. Родине служу…

Государь наш тем же часом встал и Вильгельму руку протягивает. Тот — долой с коня! — и тоже руку батюшке нашему жмет. Потом обнялись, как родне и положено, да разом — к столу. А мы со Степаном рядом встали, тока чутка в сторонке. Не мешать чтобы.

На столе — пусто, хоть шаром кати. Потому как государь наш да братец его названный сюда не пить-гулять приехали, а дела свои обсудить-рассудить. Да так, чтобы никто про то до времени не прознал…

Государь наш смотрит на Вильгельма, ровно дырку в ём глазами проворачивает, да и говорит:

— Значит, брат, этим летом ты собрался окончательно решить проблему под названием Франция?

Говорит, ясно, по-немецки, да тока я уже давно по-ихнему мерекаю, так что все мне понятно. Ну, а ежели что и не пойму, так потом домыслить можно.

Вильгельм только кивнул и рукой усы свои расправил:

— Да, брат. И мы уже договорились с тобой, в прошлый мой визит.

— Верно, — государь ему в ответ. — Но, Вилли, ты не считаешь, что с тех пор кое-что изменилось?

Кайзер на стуле своем аж подпрыгнул, ровно не у стола сидит, а в седле, да на норовистом жеребце:

— Как?! Что изменилось?! Неужели ты, брат?..

А батюшка наш только рукой своей эдак вот махнул, ровно муху согнал:

— Ты удивляешь меня, брат мой, Вильгельм. Неужели ты обо мне такого плохого мнения, что решил, будто я откажусь от своих слов? Нет, я не помешаю тебе покарать галлов. Но вот вопрос: согласятся ли галлы, чтобы ты их покарал? За последний год изменилось многое.

— Что ты имеешь ввиду?