Добрым словом и револьвером

— Ого, уже и парашюты изобрели! — восхитился я. — Впрочем, о чем говорить — вы двигаете прогресс пинками под зад! Отстал я от здешней скорости жизни в своем «медвежьем углу»! Англия, Англия, владычица морей... Ха!

— Для того, чтобы гарантированно подорвать одну из опор нужно 50 килограммов взрывчатки! — сказал генерал, начиная выписывать цифры в блокнот. — Соответственно, для двух опор — 100 кило! Остается триста килограмм полезной нагрузки. Так... 10-15 килограмм на человека — оружие и боеприпасы, 10 килограмм — продовольствие, — ведь группе потом придется выходить из глубокого вражеского тыла. Значит, могут полететь три человека, весом 70-80 килограммов. А таких ребят у меня в роте — больше половины.

— Альбертыч, с этой группой должен лететь я! — вырвалось внезапно даже для меня самого. — Я тут сейчас самый опытный диверсант. А задание очень ответственное, его провалить нельзя!

— Ты охуел, дорогой друг! — участливо сказал Альбертыч. — Накось, прими сто грамм коньячку — и вернись из горних высей на грешную землю!

— Хм... А помнишь, что эти же слова: Вы охуели, вернитесь! — кричал нам открытым текстом по рации главный советник? — сказал я, заглядывая Альбертычу в глаза.

— Помню... 1984 год, Никарагуа... И мы, два молодых долбоёба, советские советники в звании капитанов, подняли взвод своих подопечных — недоученных солдат-сандинистов, и поперлись на территорию сопредельного государства — в Гондурас! — очень тихо ответил Альбертыч. — Правильно нам главный советник, покойный ныне, земля ему стекловатой, полковник Борис Вахтангович Царумян кричал!

— А поперлись мы в Гондурас потому, что именно там располагался лагерь «контрас», которых тренировали такие же молодые, как мы, цэрэушники. И тоже, наверное, в званиях не старше капитана. Только учили они своих подопечных уничтожать дороги и мосты, которых и без того было мало в тех краях, а также убивать всех, кто выступал за правительство, включая врачей и учителей. — сказал я и после минутной паузы добавил: — Что стало конкретной причиной нашего похода, припоминаешь?

— Помню, дружище, помню... Группа «контрас» вырезала интернат для детей-сирот, родители которых были правительственными солдатами... — грустно сказал Альбертыч. — Я понимаю, на что ты намекаешь — какая у нас с тобой и наших бойцов была буйная радость, когда мы нашли лагерь противника, перебили там всех, а цэрэушников повесили за яйца.

— Нет, друг, не на это! — качнул я головой. — Хотя ту радость и вспомнить приятно... Справились бы без нас солдатики-сандинисты? Очень сомневаюсь! Только благодаря нам, двум молодым долбоёбам, как ты сказал, наши потери составили три «двухсотых» и пять «трехсотых», а положили мы на месте почти сотню головорезов и пятерку их кураторов. Опыт, мон шер, наш с тобой тогдашний боевой опыт был главным козырем операции! Вот и сейчас...

— Хорошо, дружище, я тебя понял... — генерал с силой потер висок. — Пойдешь старшим группы. Дам тебе самых лучших бойцов. Операцию проработаем досконально, поминутно! Вылет назначаем на послезавтра. А завтра ты с моими ребятишками сделаешь по двадцать прыжков с парашютом. Чтобы при реальной высадке все работали на полном автомате!

Часть 3. Глава 7

Глава 7

Рассказывает генерал-адмирал Алексей Романов

В итоге оказалось, что наша славная виктория над австрийским флотом была омрачена только для меня. Все остальные, как матросы, так и офицеры, заслуженно праздновали, не отвлекаясь на мысль, что «всё могло быть иначе, если бы...» Что, конечно, было совершенно правильным — на то я их командир и руководитель, чтобы думать даже после победы «о разном» и просчитывать будущие ответные ходы противника. А подумать было над чем...

Экспресс-допрос пойманных «лодочников» и осмотр их плавсредств и оборудования, показал, что в их подготовке и оснащении приняли самое непосредственное и «горячее» участие наши лучшие враги — англичане. Лодки были построены по чертежам британского инженера Джона Айзека Торникрофта и представляли собой почти точные копии советского торпедного катера Г-5 — очень похожая форма корпуса и такой же способ сброса торпеды — с кормы. Вот только на советских катерах движок стоял в десять раз мощнее, потому тот фактически летал над волнами. А на этом «чуде» технической мысли стояла немецкая лицензионная копия нашего стальградского сорокасильного движка и его едва хватало, чтобы катер поднимался на редан. Торпеды оказались чисто австрийскими, созданными австрийским инженером английского происхождения и подданства Робертом Уайтхедом. Это была совсем новая модель, имеющая скорость под тридцать узлов и дальность хода до одной мили! От серьезных повреждений при атаке этого «москитного флота» нас спасла только собственная большая скорость — неопытные экипажи катеров не могли взять правильное упреждение — тренировались выходить на боевой курс, имея целью тихоходные, относительно наших кораблей, пароходы флота Австро-Венгрии.