Добрым словом и револьвером

– Ого, уже и парашюты изобрели! – восхитился я. – Впрочем, о чём говорить – вы двигаете прогресс пинками под зад! Отстал я от здешней скорости жизни в своём «медвежьем углу»! Англия, Англия, владычица морей… Ха!

– Для того чтобы гарантированно подорвать одну из опор, нужно 50 килограммов взрывчатки! – сказал генерал, начиная выписывать цифры в блокнот. – Соответственно, для двух опор – 100 кило! Остаётся триста килограммов полезной нагрузки. Так… 10–15 килограммов на человека – оружие и боеприпасы, 10 килограммов – продовольствие, – ведь группе потом придётся выходить из глубокого вражеского тыла. Значит, могут полететь три человека, весом 70–80 килограммов. А таких ребят у меня в роте – больше половины.

– Альбертыч, с этой группой должен лететь я! – вырвалось внезапно даже для меня самого. – Я тут сейчас самый опытный диверсант. А задание очень ответственное, его провалить нельзя!

– Ты охуел, дорогой друг! – участливо сказал Альбертыч. – Накось, прими сто граммов коньячку – и вернись из горних высей на грешную землю!

– Хм… А помнишь, что эти же слова: «Вы охуели, вернитесь!» – кричал нам открытым текстом по рации главный советник? – сказал я, заглядывая Альбертычу в глаза.

– Помню… 1984 год, Никарагуа… И мы, два молодых долбоёба, советские советники в звании капитанов, подняли взвод своих подопечных – недоученных солдат-сандинистов, и поперлись на территорию сопредельного государства – в Гондурас! – очень тихо ответил Альбертыч. – Правильно нам главный советник, покойный ныне, земля ему пухом, полковник Борис Вахтангович Царумян кричал!

– А поперлись мы в Гондурас потому, что именно там располагался лагерь «контрас»[120], которых тренировали такие же молодые, как мы, цэрэушники. И тоже, наверное, в званиях не старше капитана. Только учили они своих подопечных уничтожать дороги и мосты, которых и без того было мало в тех краях, а также убивать всех, кто выступал за правительство, включая врачей и учителей, – сказал я и после минутной паузы добавил: – Что стало конкретной причиной нашего похода, припоминаешь?

– Помню, дружище, помню… Группа «контрас» вырезала интернат для детей-сирот, родители которых были правительственными солдатами… – грустно сказал Альбертыч. – Я понимаю, на что ты намекаешь – какая у нас с тобой и наших бойцов была буйная радость, когда мы нашли лагерь противника, перебили там всех, а цэрэушников повесили за яйца.

– Нет, друг, не на это! – качнул я головой. – Хотя ту радость и вспомнить приятно… Справились бы без нас солдатики-сандинисты? Очень сомневаюсь! Только благодаря нам, двум молодым долбоёбам, как ты сказал, наши потери составили три «двухсотых» и пять «трёхсотых», а положили мы на месте почти сотню головорезов и пятерку их кураторов. Опыт, мон шер, наш с тобой тогдашний боевой опыт был главным козырем операции! Вот и сейчас…

– Хорошо, дружище, я тебя понял… – генерал с силой потёр висок. – Пойдёшь старшим группы. Дам тебе самых лучших бойцов. Операцию проработаем досконально, поминутно! Вылет назначаем на послезавтра. А завтра ты с моими ребятишками сделаешь по двадцать прыжков с парашютом. Чтобы при реальной высадке все работали на полном автомате!

Глава 7. Рассказывает генерал-адмирал Алексей Романов

В итоге оказалось, что наша славная виктория над австрийским флотом была омрачена только для меня. Все остальные, как матросы, так и офицеры, заслуженно праздновали, не отвлекаясь на мысль, что «всё могло быть иначе, если бы…» Что, конечно, было совершенно правильным – на то я их командир и руководитель, чтобы думать даже после победы «о разном» и просчитывать будущие ответные ходы противника. А подумать было над чем…

Экспресс-допрос пойманных «лодочников» и осмотр их плавсредств и оборудования, показал, что в их подготовке и оснащении приняли самое непосредственное и «горячее» участие наши лучшие враги – англичане. Лодки были построены по чертежам британского инженера Джона Айзека Торникрофта[121] и представляли собой почти точные копии советского торпедного катера «Г-5»[122] – очень похожая форма корпуса и такой же способ сброса торпеды – с кормы. Вот только на советских катерах движок стоял в десять раз мощнее, потому тот фактически летал над волнами. А на этом «чуде» технической мысли стояла немецкая лицензионная копия нашего стальградского сорокасильного движка и его едва хватало, чтобы катер поднимался на редан[123]. Торпеды оказались чисто австрийскими, созданными австрийским инженером английского происхождения и подданства Робертом Уайтхедом[124]. Это была совсем новая модель, имеющая скорость под тридцать узлов и дальность хода до одной мили! От серьёзных повреждений при атаке этого «москитного флота» нас спасла только собственная большая скорость – неопытные экипажи катеров не могли взять правильное упреждение – тренировались выходить на боевой курс, имея целью тихоходные, относительно наших кораблей, пароходы флота Австро-Венгрии.