Добрыня Никитич и Змей Горыныч. История Елисея

– Хворь напущу! Лютую! – придумала Яга и сыпанула в чан колдовской порошок. Дымок над вещей водой разошёлся, и в гладкой поверхности, как в телевизоре, появились Добрыня и я. Я смотрел карту, а потом показал, куда надо идти. И Добрыня согласился.

Колыван погрозил кулаком. Яга приставила палец к голове, вспоминая слова. Ой, как давно она не занималась всем этим. Мирная же была жизнь, спокойная. Нет, свалился ей на голову Колыван со своей любовью.

– Недуг да худоба, – забормотала она, – возьмите здоровье богатыря. Отдайте ему свою боль. Одолеет его пускай хворь.

На последнем слове Яга плюнула в чан. Изображение снова затянуло дымкой. Колыван с сомнением посмотрел на подельницу.

– Ну? Долго ждать ещё?

– Погоди, – остановила его ведьма, снова заглядывая в чан.

Она и сама, похоже, не понимала, что там происходит.

– Вирус страшный должен глыб- же проникнуть, – заявила она. – Тогда и конец богатырю придёт.

– Чего? – не понял Колыван мудрёное слово «вирус».

У него было просто: проиграл – гони деньги. Нет денег – долг на тебе. За долг должен любое дело сделать. А тут? Ждать какой-то вирус. А он ещё, может, и не сделает нужного. Вирус-то Колывану ничего не должен. Не играл ещё купец с ним в лото.

– Дух в богатыре русский, говорю, – упрямо повторила Яга. – Вирусу время нужно.

В подполе завозились – Горыныч пытался устроиться со своими тремя головами и длинными шеями. Места было мало.

– Чего они там? – недовольно проворчал Колыван.

– Чего, чего, – пожала плечами Яга. – Ждут.

Глава 16

Но в подполе не ждали. В подполе шёл серьёзный разговор. Забава, сложив руки на груди, с недоверием смотрела на Горыныча. Тот, как мог, оправдывался.

– Ну давай, ври дальше... – кивнула Забава.

– Почему это «ври»? – обиженно прошептала правая голова.

– А потому! – произнесла Забава с вызовом. – Кто меня украл? Почему я должна тебе верить?

– Так я ж тебе объясняю! – заторопилась левая. – Проигрались мы Колывану в лото.

– А он и говорит, – подхватила правая, – хочешь, мол, долг отработать?

– А кто ж не хочет? – горестно поддакнула средняя.

– Я, говорит, жениться надумал... – продолжила левая. – Помоги на девицу впечатление произвести! Люблю её, говорит, – жуть! Ну, мы и...

Горыныч развёл лапами. Что тут сделаешь, если любовь.

– Так и сказал? – Забава покраснела и отвела глаза.

Какой девушке не понравится, когда ради неё готовы на подвиг. Да ещё говорят про любовь к ней.

– Да, – закивали головы. – Ежели, говорит, не поможешь мне в деле этом благородном, как есть руки на себя наложу!

Забава прикрыла рот Ладошкой. Ради неё были готовы расстаться с жизнью. Во как! А то и ещё чего похуже с собой сделать. Забава вытащила зеркальце – что бы ни происходило, зеркальце у любой девушки есть с собой всегда, – и поправила причёску.

– И всё-таки лучше моего Елисея нет на свете никого, – решила она и гордо дёрнула подбородком.

Глава 17

А мы в это время с Добрыней расположились на ночлег. Богатырь занимался костром, а я отжимался. И вовсе не потому, что мне приказали, нет, может, мне нравится. Накачаю мышцу, стану сильным, меня Забава полюбит ещё крепче. А за делом и поговорить можно.

– Добрыня, а Добрыня, – начал я осторожно. – А ты по любви женился?

– Известно дело, – без заминки ответил Добрыня. Костёр у него хорошо разгорался. – Это Настасья так, для приличия шумит, а вообще-то она у меня тихая. Что ни скажу, всё по-моему делает.

– А вы с ней часто ссоритесь? – спросил я.

Это ж важно. Потому что мы с Забавой вот уже сколько вместе – и всё по согласию, не размолвились ни словом, ни полсловом.

– Слушай, Елисей! – встал от костра Добрыня. – Я взял тебя делу ратному обучать, а не лясы точить! Продолжать занятия!

А я что? Я и так продолжаю.

– Сорок пять... сорок шесть... – бодро считал я. – А Горыныч?

– Что – Горыныч? – Добрыня отвернулся от костра, но едкий дым всё же попал ему в глаза, они покраснели и стали слезиться. – Обманул он меня...

С этими словами Добрыня отошёл в ближайший лесок. Я отжимался. Через пять минут богатырь вернулся с грибами, сел у костра и стал нанизывать добычу на веточки, чтобы обжарить.

– Что за комары пошли, – пробормотал он, откашливаясь. – Всё в рот норовят заглянуть, как вирус какой.

Добрыня махнул веточкой перед лицом. Настроение у него вроде было хорошее. Самое время снова поговорить про Горыныча.

– А может, он и не хотел обманывать, – как бы между делом сказал я.

Добрыня покосился на меня недовольно. А я – что? Я отжимаюсь, отжимаюсь. Ещё и считаю вслух.

– Пятьдесят два...

Всё-таки я молодец. Глянул на учителя – грибами занимается, можно ещё спросить.

– Просто ему стало стыдно, и он почувствовал... – начал я издалека.

В животе у меня вдруг как-то забурчало, закрутило. Я вскочил и бросился в кусты.

– Я сейчас! – предупредил.

И уже из кустов услышал, как Добрыня говорит сам с собой:

– С чего он взял, что мы ссоримся? Да мы с ней душа в душу! – И уже мне бросил: – И вообще, не задавай глупых вопросов.

А чего они вдруг глупые? Нормальные вопросы. Про жизнь. Про отношения. Мне ж учиться надо. Чего он секретничает?

Опять живот скрутило.