Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

Поскольку Тора была дружна с Тюрой, женой Добровука, то ей очень скоро стало известно о неудачной попытке Добрыни сосватать Владимиру дочь полоцкого князя. Стремительная в поступках Тора незамедлительно потребовала объяснений от Добрыни. Тору рассердило то, что Добрыня старался обстряпать это дело втихомолку, явно понимая, что родне Аловы это не понравится. Тора заподозрила, что ее дочери собираются подыскать замену в лице княжны-славянки.

«Неужели моя дочь уже наскучила Владимиру как жена? – молвила Тора Добрыне. – Неужели Алова недостаточно знатна для Владимира? Неужто род князя Рогволода знатнее и древнее рода свейских Инглингов и рода датских Скьольдунгов? К чему вся эта подковерная возня?»

Добрыня хоть и не ожидал от Торы такого гневного напора и такой осведомленности, однако нисколько не смутился и отвечал на ее вопросы, не пряча глаз. Да, он засылал сватов в Полоцк, имея целью перетянуть на свою сторону тамошнего князя, только и всего. Эта затея Добрыни не увенчалась успехом, вот поэтому он и отправлял Добровука в Полоцк втайне от всех, дабы в случае неудачи не было никаких разговоров, никакого шума. Война с Киевом предстоит трудная, молвил Добрыня, вот почему он искал союза с полоцким князем, вот почему всю зиму он подбивал к походу на Киев кривичей и чудские племена.

«Новгородцам даже с помощью викингов вряд ли удастся одолеть киевскую рать, – молвил Добрыня озабоченным голосом. – Ярополк без труда может собрать тридцать тыщ войска. А в дружине у Ярополка собраны витязи, которые под стягами его отца побывали на Кавказе и Дону, на Дунае и за Балканскими горами, нигде не зная поражений.

Мне отступать некуда, ибо поражение в этой войне означает смерть для меня и Владимира. Вот почему я любыми способами стараюсь привлечь под свои знамена кого угодно, будь это полочане, чудь или кривичи…»

Тора не без язвительности заметила Добрыне, мол, способы его не отличаются разнообразием. Если в Полоцке сватовство Добрыни не увенчалось успехом, то в городище чудского князька Пуркеша ему удалось-таки сосватать невесту для своего любвеобильного племянника. Кем же является чудинка Альва княжичу Владимиру, женой или наложницей? Не вытеснит ли чудинка Алову с супружеского ложа?

Добрыня заверил Тору, что брачный обряд, свершенный в чудском городище над Владимиром и Альвой, всего лишь дань местному обычаю. Для русичей этот чудской свадебный обряд законной силы не имеет, то есть Альва является наложницей Владимира, а дети ее не смогут претендовать на княжескую власть.

«Владимир же претендует на главенство на Руси, а ведь он является сыном наложницы», – намеренно ввернула Тора, чтобы уязвить Добрыню.

Однако Добрыня не утратил своей невозмутимости. Он спокойно пояснил Торе, что его племянник вовсе не зарится на Киев. И если Владимир все же вокняжится в Киеве, то исключительно по его, Добрыни, воле. Не Владимир, а он, Добрыня, готов ради этого пойти на попрание старинных родовых установлений.

Глядя на Добрыню, такого мужественного и красивого, Тора вдруг подумала, что именно ему, а не Владимиру, по плечу взять власть в Киеве. И если бы Добрыня стал князем киевским, а ее взял бы в жены, то для Торы это стало бы величайшим счастьем. Тора с трудом удержалась от того, чтобы не высказать Добрыне свои сокровенные мысли. Тора спросила у Добрыни, имеется ли возможность ему самому вокняжиться в Киеве в случае внезапной смерти Владимира.

Добрыня бросил на Тору пронизывающий взгляд и, не задумываясь, ответил, что ему в любом случае не стать киевским князем.

«Смерть Владимира лишь укрепит Ярополка Святославича на столе киевском, – сказал Добрыня. – Даже если я соберу сорок тыщ войска против Ярополка, все мои старания пойдут прахом, коль с Владимиром случится непоправимое».

* * *

С середины марта к Новгороду начали стягиваться отряды воинов из чудских племен. Всю эту лесную рать, вооруженную в основном ножами, дротиками, луками и стрелами, Добрыня разместил на своих загородных подворьях. Каждый из лесных князьков непременно являлся пред очи Владимира с каким-нибудь подарком. Среди даров в основном было оружие и украшения из серебра. И только емшанский князь Олевик подарил Владимиру красивую невольницу по имени Сойва. Эта рабыня была родом из племени суоми, она была белокура и голубоглаза. Олевик посоветовал Владимиру никогда не расставаться с Сойвой, пояснив, что она сильна в ведовстве и чародействе, несмотря на свой юный возраст. Сойве было восемнадцать лет.

«Сойва насквозь всех людей видит, мысли людские читает, – восторженным шепотом поведал Владимиру длинноволосый бородатый Олевик. – Держи Сойву подле себя, княже, и она отвратит от тебя любую беду. Свою магическую силу Сойва получает от бога Укко и его жены Рауни».

Поскольку Сойва не знала ни слова по-русски, Владимир поручил Альве, дочери Пуркеша, обучить ее русской речи.