– Ты вполне можешь спасти Рогнеду, дружок, – промолвил Добрыня с коварным прищуром. – Обесчестишь Рогнеду на глазах у ее отца и брата – она станет твоей. Не обесчестишь, тогда это сделают другие. После такого позора Рогнеда вряд ли останется жить. Она скорее удавится на собственной косе.
Добрыня видел, что Владимир пленен красотой Рогнеды. Он был явно не равнодушен к дочери Рогволода. Внутренне Владимир был готов к тому, чтобы отнять Рогнеду у Ярополка. Играя на этих чувствах племянника, Добрыня убедил-таки его решиться на безнравственный поступок.
«Сегодня мы с тобой победители, племяш, – негромко и со значением заметил Добрыня, наклонившись к уху Владимира. – Завтра мы вполне можем сложить головы в сече с ратью Ярополка. Так что, дружок, не терзайся угрызениями совести и пользуйся возможностью сорвать покров невинности с Ярополковой невесты!»
Долгое отсутствие Добрыни успокоило было князя Рогволода, который был рад тому, что княжич Владимир проявил себя с самой лучшей стороны, не поддавшись на непристойные уговоры своего дяди. Но вот Добрыня вернулся обратно, приведя с собой Владимира, бледное лицо которого было искажено муками внутренней борьбы. Добрыня отдал приказ, и его гридни, бросившись на Рогнеду, стали с треском разрывать на ней одежды, швыряя себе под ноги лоскутья, оставшиеся от ее платья и тонкой исподней сорочицы.
Оставшись совершенно обнаженной перед взорами многих мужчин, Рогнеда держалась с поразительным спокойствием. Она стояла посреди светлицы с растрепанными косами, с пунцовым румянцем на щеках, закрыв ладонями свои роскошные округлые груди. Ее ослепительно-синие очи бесстрашно взирали на Добрыню и Владимира. В этом взгляде был вызов. «Вы можете раздеть и унизить меня, но вы не заставите меня трепетать перед вами!» – говорил красноречивый взгляд Рогволодовой дочери.
– Эй, Рацлав, – обернулся к чашнику Добрыня, – сорви-ка со стены медвежью шкуру и расстели ее вот здесь. – Добрыня слегка притопнул сапогом правой ноги. Он стоял как раз напротив привязанных к стульям Рогволода и Неклана. – На сем мягком ложе Владимир сейчас познает нежное лоно прекрасной Рогнеды.
Рацлав мигом снял со стены бурую шкуру с когтистыми лапами и бросил ее на пол прямо к ногам Добрыни.
Видя, что дело принимает дурной оборот, князь Рогволод прерывающимся от сильного волнения голосом стал умолять Добрыню не совершать насилие над его дочерью. Рогволод предлагал Добрыне терзать и мучить его, но не трогать Рогнеду во имя всех богов. Рогволоду вторил его сын Неклан, тоже согласный претерпеть любые муки ради безопасности сестры.
– Угомонись, старик! – Добрыня бросил на Рогволода небрежный взгляд. – Через час ты умрешь и оба твоих сына тоже. А дочь твоя будет мыть ноги моему племяннику, как и полагается рабыне.
Услышав такое из уст Добрыни, Рогнеда побледнела. Она бросилась на колени перед Добрыней, с мольбой протянув к нему свои гибкие руки. Теперь в Рогнеде не было ни тени надменности, отчаяние переполняло ее. Рогнеда соглашалась на любые унижения, лишь бы Добрыня пощадил ее отца и братьев.
Добрыня самодовольно усмехнулся, любуясь обнаженной коленопреклоненной Рогнедой, ее раболепно согнутой белой спиной и покорно склоненной головой. Вытянутые вперед руки Рогнеды упирались в пол, рядом с ними лежали ее тяжелые пшеничные косы, напоминавшие замерших на полу длинных змей.
– Все-таки сила и власть – это великое благо! – промолвил Добрыня, подмигнув Владимиру. – Гляди, племяш, и мотай на ус.
К Добрыне опять вернулось благостное состояние духа, в каком его чаще всего привыкли видеть приближенные к нему люди. Добрыня милостиво позволил Рогнеде закутаться в плащ и удалиться на женскую половину терема. Князя Рогволода и его сына Неклана дружинники Добрыни отвязали от стульев и посадили под замок. Старший сын Рогволода тоже сидел взаперти, не догадываясь о драматическом происшествии, которое едва не стряслось с его сестрой.
Глава седьмая Милость богов и немилость людей