Добыча

Дю Лез написал всем общим друзьям, но так ничего и не разведал о местонахождении Блака; он не знал, жив или мертв его возлюбленный. Однажды, только однажды, в самый разгар тоски и душевной боли, Люсьен случайно перепихнулся в дворцовых апартаментах. Придворный, небольшого роста, квадратное лицо. Люсьен потом несколько недель мучился, уверенный, что его обнаружат, казнят за те десять сладких минут с миниатюрным придворным, за тот вздох в светящейся темноте.

Он выжил, но ради чего? Как утомительна жизнь в чужой стране, где даже время течет по другим правилам, где день делится не на часы по шестьдесят минут, а на отрезки по двадцать четыре минуты – гхаты. Ему потребовался целый год, чтобы понять, не прибегая к мысленным вычислениям, смысл фразы приходи ко мне ужинать в три гхаты после заката. И до сих пор – так много непонятных слов, так много неправильно истолкованных шуток. Самое невыносимое – быть шутом: часовщиком, плохо различающим время, лишенным дома.

Сейчас с вершины холма Хироди ему кажется, что смерть – это единственный дом, который у него остался.

Он делает вдох пересохшим ртом и выглядывает за край валуна. Далеко внизу лежит плоская, как надгробие, плита. Он размышляет, как бы так спланировать свое падение, чтобы макушка встретилась с надгробием.

Битый час он ходит по вершине холма, то и дело приближаясь к обрыву. Сев на землю, он подползает к краю и ложится на бок, свешиваясь вниз по скале. Ноги находят две разные опоры. Он облокачивается на локти. Он делает неглубокие, энергичные вдохи. Он выкарабкивается обратно на ровную поверхность и ложится лицом вниз на ладони, солнце обжигает шею. Он чувствует слабость, мышцы превратились в творог.

Мимо уха пролетает пчела. Он вздрагивает, потом усмехается своему страху перед пчелами, который пересиливает страх смерти.

Пчела возвращается донимать его. Он переворачивается на бок и размахивает рукой, пытаясь ее отогнать, и вздрагивает, видя, что пчел стало две, потом три. И тут он понимает:

Это рой. Их сотни.

С трудом поднявшись на ноги, он спускается в расщелину между камнями и пробует затаиться. Глупый поступок, осознает он. Бежать некуда. Он ждет, когда рой хлынет в расщелину и уничтожит его. Но вместо этого черное облако продолжает висеть над ним. Он наблюдает – испуганно, но заворожено. Рой кажется единым разумным существом, заполняющим все пустоты его сердца своим неземным гулом, и он задумывается, не содержит ли этот гул тайное послание, предназначенное лично ему.

– Блак? – шепчет он.

А затем рой начинает редеть, как вуаль, уплывающая вдаль, пока в одно мгновение не растворяется совсем.

* * *

Дю Лез не верит ни в призраков, ни в пчел, посланных Богом, ни в суеверия, которые, похоже, управляют жизнью всех местных жителей, которых он встречал. Пчелы просто помешали ему покончить с жизнью, так же как он, должно быть, помешал их миграционному маршруту, чем привел их в бешенство. Вот и все, думает Дю Лез, спускаясь с холма, все еще чувствуя жужжание в костях.

В седле он трезвеет. В следующий раз – никаких головокружительных обрывов. Может быть, яд или отточенное лезвие по запястьям.

Внутренний голос уговаривает его подождать, подумать о мальчике, Аббасе, который не в состоянии сам закончить работу над механизмом. Как отказаться от него сейчас, бросить на произвол судьбы? Но – чем он обязан мальчику, которого только что встретил?

Дю Лез закрывает глаза и пытается думать. Ловит ритм лошади, стука бутылок. Представляет себе авиарий, некогда венчавший королеву, двух птиц, влетавших и вылетавших из парика. Он уверен, что парик разорвали, выкинули в мусор или сожгли вместе с другими его творениями. Почему бы тогда не завершить тигра и не остаться в веках с чем-то, им созданным?

Всего несколько недель, это он выдержит. Он может довести проект до конца, а затем вывести себя из игры – тик-так – именно в таком порядке. По крайней мере, можно попытаться.

6