Вокруг меня появляются звезды. Кажется, что до них подать рукой. Кажется, что я могу дотянуться и сковырнуть их с места, а потом наблюдать, как они снежинками падают на землю. Я смотрю на восток. Вижу отца, окруженного теплым солнечным светом. Но нечетко, как будто он просто фантазия. Вижу, что он уменьшается и тает. Как все сны в лучах рассвета.
Я сильнее вцепляюсь в рукоять. Сгибаю ноги, перемещая центр тяжести. Звезды вращаются, когда я поворачиваю дельтаплан, луна крутится, как мячик на веревочке. Подо мной вращается река.
Гора оказывается передо мной. Ее вершина склонена набок, как будто удивлена и сбита с толку. Я лечу на запад.
Назад в Миссию.
40
Миссия лежит между двумя отрогами горы, и сначала я пролетаю мимо. Мост, половины которого колоннами поднимаются в небо, оказывается бесценным ориентиром. Я кружу над ним и замечаю несколько пятнышек света, мерцающих на склоне горы. Я подлетаю ближе, и Миссия, ее освещенные мягким светом дома, выступает из темноты. Отсюда она кажется неожиданно маленькой и хрупкой.
Я уже понял — со смирением и некоторым страхом, — что мое приземление будет неудачным. Возможно, болезненным, может, даже смертельным. Я могу уповать только на везение новичка. У меня было достаточно времени об этом подумать: полет обратно занял минут пятнадцать или около того, и я уже понял, что лучше всего будет приземлиться на ледниковом озере у дальнего края деревни. Идея казалась хорошей, но воплотить ее оказалось не так просто. Отсюда озеро кажется не больше монетки — до смешного маленькая посадочная площадка, окруженная гранитными скалами и вздымающимися к небу деревьями.
Приводнение на озеро оказывается не мягче столкновения с ледяной стеной. Мои ноги и тело как будто волочет по железной терке. Дельтаплан неожиданно устремляется в глубину, переворачивая мир вверх ногами. Не понимая, где верх, где низ, я расстегиваю жилет и выбираюсь из него, отталкивая дельтаплан от себя.
Я плыву к берегу, выбрасываю свое промокшее, закоченевшее тело на поверхность. Холодно. Надо спешить. Руки и ноги трясутся, как ветви на ветру, разум наполняют рваные, спутанные мысли. Ковыляя на подкашивающихся ногах, стуча зубами, обхватывая себя руками, я пробираюсь в ближайший дом. Мои замерзшие пальцы с трудом смыкаются на дверной ручке. Внутри темно. Я открываю сундук, срываю с себя мокрую одежду, натягиваю сухую. В этот момент я понимаю, что не встретил ни единой живой души. Я выбегаю на улицу, все еще стуча зубами от холода, смотрю на площадь. Никто не двигается, никого нет. В тот момент, когда я думаю, что Сисси убедила всех уйти, навстречу попадается группа девушек. Их сонные глаза удивленно распахиваются, когда они меня видят.
— Где мои друзья? — спрашиваю я. Первые несколько слов, которые я говорю за последние часы, оказываются резкими и пронзительными.
Девушки настороженно смотрят на меня.
— Вы меня слышали? Мои друзья: Сисси, Эпаф, мальчики. Они вернулись сюда? Вы их видели?
Они по прежнему бессмысленно смотрят на меня, тревога в моем голосе их не трогает. Всех, кроме одной. Она выглядит окаменевшей.
— Они вернулись? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Где они?
— На станции, — тихо отвечает она. — Почти все.
— В каком смысле почти все?
Она комкает в руках ткань юбки.
— Что происходит? — требовательно спрашиваю я. Внутри нарастает тревога.
— Я не могу сказать больше, не могу, — говорит она, каменея.
— Что здесь происходит? — требовательно спрашиваю я.
Никто не отвечает, никто не смотрит мне в глаза. Я бегу к станции.
— Идите на поезд! — кричу я через плечо. — Если вы хотите жить, идите на поезд!
На станции кипит жизнь. Кажется, тут половина деревни. Они разгружают вагоны. Всё еще разгружают вагоны.
— Сисси! — кричу я.
Ко мне поворачиваются лица. Одно за другим, сонные круглые лица. Но никаких следов Сисси или ребят.
— Эпаф! Дэвид!
Все останавливаются, поворачиваются ко мне. На лицах написано удивление, но со мной никто не заговаривает. И тут я слышу от дальнего конца поезда крик Сисси.
— Мы здесь, Джин! Мы здесь! Быстрее… — Ее обрывает звук удара.
Этого достаточно, чтобы я бежал сломя голову. Я несусь по платформе, отпихивая в стороны ящики и генераторы, перескакивая через свернутые на земле шланги. Старейшины стоят у того конца поезда тесной группой.
Я останавливаюсь перед ними, тяжело дыша, глотая свежий воздух. Старейшины расходятся в стороны, как челюсти, готовые сомкнуться на мне. Теперь я вижу. Они все привязаны внутри вагона. Сисси и мальчики. Почти все мальчики.
— Где Бен? — спрашиваю я.
— Крагмэн запер Бена в своем кабинете, — отвечает Сисси. С одной стороны ее лица синяк. Руки, натертые и красные, связаны над головой и привязаны к металлической балке. — Они не стали нас слушать. Схватили и заставили сесть в поезд.