Добыча

Теперь наступил второй этап переговоров, о цене нефти ОПЕК в районе Средиземного моря. В Средиземноморский комитет входили Ливия и Алжир, а также Саудовская Аравия и Ирак – частично их нефть перекачивалась по нефтепроводам к Средиземноморскому побережью. Спустя несколько дней после тегеранского соглашения в Триполи начались переговоры с Ливией и, конечно, с майором Джеллудом, возглавлявшим переговоры с арабской стороны. Джеллуд прибегнул к своей, теперь уже хорошо известной, тактике – запугиванию, революционным проповедям, угрозам наложить эмбарго и провести национализацию. 2 апреля 1971 года было объявлено о достижении соглашения. Объявленная цена была поднята на 90 центов – намного выше, чем указывалось в тегеранском соглашении. Ливийское правительство повысило свои доходы от нефти почти на 50 процентов.

Шах был вне себя от ярости. Его опять обскакали.

УЧАСТИЕ: „НЕРАСТОРЖИМОЕ, КАК КАТОЛИЧЕСКИЙ БРАК“

Заложенные в тегеранском и триполийском соглашениях гарантии сохранять стабильность цен в течение пяти лет оказались иллюзорными. Вскоре ОПЕК потребовала в качестве компенсации девальвации доллара в начале семидесятых годов повысить объявленную цену, что привело к новому сражению. Но и его затмил другой, более значительный конфликт, драматически изменивший отношения компаний и стран. Борьба разгорелась по вопросу об „участии“: частичному приобретению странами-экспортерами права собственности на нефтяные ресурсы в пределах своих стран. В случае победы стран-экспортеров это бы означало радикальную реструктуризацию нефтедобывающей отрасли и коренное перераспределение ролей всех игроков.

Нефтяные операции за пределами Соединенных Штатов большей частью основывались на системе концессий, история возникновения которых уходит корнями во времена Уильяма Нокса Д'Арси, отправившегося в 1901 году в смелое и рискованное путешествие в Персию. При такой системе нефтяная компания на договорной основе с правителем суверенного государства получала право владеть землей, вести изыскания и добывать нефть на оговоренной территории независимо от того, будет ли она настолько огромной, как полученные Д'Арси 480 тысяч квадратных миль в Персии или 2 тысячи квадратных миль „Оксидентал“ в Ливии. Но сейчас, с точки зрения стран-экспортеров нефти, концессии были уже наследием прошлого, пережитком эры колониализма и империализма и абсолютно неприемлемы в веке деколонизации и стремления к национальной независимости. Эти страны не хотели быть просто сборщиками налогов. Речь шла не только о повышении доходов в виде ренты. Главным для стран-экспортеров был суверенитет над их собственными природными ресурсами. И все остальное, соответственно, рассматривалось только с точки зрения достижения этой цели. Очевидным решением для некоторых стран-экспортеров была полная национализация – как, например, в России после революции или в Мексике и Иране. В качестве альтернативы национализации и полному владению была придумана концепция „участия“, то есть частичного получения собственности в результате переговоров – такая позиция отвечала интересам некоторых крупнейших стран-экспортеров. Нефть была не только предметом национальной гордости и силы – это был бизнес. Полная национализация привела бы к разрыву связей с международными компаниями и заставила страну-экспортера заниматься сбытом самостоятельно. Таким образом, эта страна должна была столкнуться с тем же препятствием, которое было камнем преткновения для независимых компаний, создавших большие запасы нефти на Ближнем Востоке, то есть проблемой реализации. Это приведет к битве с другими экспортерами за рынки, а нефтяные компании получат не только возможность, но и стимул искать на рынке более дешевый баррель, поскольку теперь они будут получать прибыль на продажах нефти потребителю, а не на ее добыче.

„Став производителями и продавцами нашей нефти, мы окажемся в условиях жесточайшей конкурентной гонки в нефтедобыче“, – говорил в 1969 году шейх Ямани, предупреждая об опасностях полной национализации. Результатом ее будет „стремительный крах ценовой структуры, поскольку каждая из добывающих стран будет стремиться сохранить доходные статьи своего бюджета, компенсируя потери от падения цен поставками на рынок постоянно растущего объема нефти“. Затраты и риск скажутся не только в сфере экономики: „финансовая нестабильность неизбежно приведет к нестабильности политической“. Ямани настаивал на том, что именно совместное владение с крупнейшими компаниями, а не их изгнание – вот тот путь, который удовлетворяет цели экспортеров и в то же время сохраняет систему, приостанавливавшую падение цен. Это создаст, говорил он, узы „нерасторжимые, как католический брак“.