Добыча Альфы. Укротить темную ведьму (СИ)

— Да, кстати, милая, — тут же оборвала она — имей ввиду, с рая в шалаше лучше бежать тогда, когда у шалашника начнутся разговоры о вечной любви. Снова встрянешь.

— Ма-ам!

— Да что я такого сказала?

— Я звоню тебе по делу — голос зазвучал максимально холодно. — Я видела очень странный камень у волков в стае. На нем много старых и очень темных заклинаний. Имею в виду, очень старых и очень темных.

— А… — выражение лица матери вмиг стало скучающим — Ну и?

— Я не знаю, как это объяснить, но казалось, будто этот камень… Он меня зачаровал. Он как будто живой, и когда я капнула на него свою кровь…

— Что ты сделала? — медленно переспросила мама, поддаваясь вперед.

— Капнула на камень свою кровь. И она тут же впиталась, мам!

— Не смей больше этого делать! — неожиданно рявкнула она.

И в этот момент на хрустальном шаре появилась первая трещина.

— Что?

— Не смей… — она тут же осеклась, словно пойманный с поличным вор, а потом заговорила уже иначе.

В голосе теперь не было волнения, ни злости.

Одно лишь возмущение, которое обычно звучит у взрослых при разговоре с нашкодившим ребёнком.

— Ты ведь говорила, что на камне магия, Айса! А ведешь себя как глупая пятилетка!

Я прищурилась, слегка поддаваясь вперед.

— В чем дело? Я услышала волнение в голосе? — спросила с подозрением. — Неужели, мамочка?

Мама с усмешкой откинулась в кресле.

— Ради бога, перекрестись, Айса.

Мгновение — и передо мной снова все та же Офелия Мрак, которой плевать на всех, кроме себя.

А на старом хрустальном шаре, между тем, пошла новая трещина.

К матери снова подошел загорелый, жилистый блондин, неся в руках тарелку с нарезанными фруктами.

Мать молча махнула ему рукой, жестом приказывая исчезнуть.

Но мужчина, глядя на неё, словно зачарованный, а зная мать, скорее — действительно зачарованный, этот жест не заметил и так и продолжил держать тарелку у её лица.

— Пошел вон отсюда!

— Милая? — блондин удивленно заморгал. — Ты ведь любишь…

Новая трещина на шаре.

— Я сказала — вон! — закричала она, ударяя по тарелке.

Все фрукты попадали на пол, тарелка разбилась, а хрустальный шар в миг исчертила паутина новых трещин.

Одна, вторая, следом, мгновенно — третья…

И шар с громких хлопок лопнул, разлетаясь на сотни маленьких, хрустальных осколков.

Я шокировано смотрела на магический туман, который поднимался над столом, когда Арчибальд выглянул из-за двери кухни.

— Эмоциональный разговор? — удивленно спросил он.

— Явно не у меня… — пробормотала так же удивленно. — Простите, Арчибальд… Я покрою вам все расходы.

Покопавшись в сумке, достала оттуда крупную сумму денег, которую отдал мне Гроз, и оставила всё до последней купюры на столе.

Этого должно хватить на самую последнюю модель шара.

И не только…

Рассеянно поблагодарив домового, поднялась с места и быстро подошла к двери, мысленно прокручивая в голове разговор с матерью.

Как и всегда, смысла в нем не было никакого.

Толку — тоже.

Офелия снова останется на сицилийском пляже с кучей любовников, а мы — останемся здесь.

Я прекрасно понимала, что пока волк удерживает меня в своем доме, сестры отдуваются за меня по полной.

И долго все это продолжаться не может.

Вампир не из тех, кто молча принимает подобные оскорбления.

А Гроз…Гроз не их тех, кто испугается и просто отпустит меня, как бы отчаянно мне этого не хотелось.

Впрочем, я уже и сама не знала, чего мне хочется на самом деле…

— Скажите, Арчибальд, а вы верите…в любовь? — спросила неожиданно даже для самой себя.

Не знаю зачем.

Черт дернул, вот и все.

Наверное, это был тот самый черт, который вчера вечером бил о ребра со всей дури, грозясь изломать их и выбраться наружу.

— Безусловно…

На старом лице появилась мягкая улыбка.

— И какая она? Всегда должно быть больно?

— Должно быть спокойно, Айса. Если вам делают больно — это не любовь. Это проблема. Хотите об этом поговорить?

С сомнением огляделась по сторонам.

Говорить по душам я не умела.

Раскрывать свои секреты перед посторонними — тем более.

Но внутри, в душе все сильнее гноился старый нарыв и, казалось, еще немного и он рванет так, что и самой души уже не останется.

Всё будет отравлено.

— Можно — всё-таки выдавила из себя.

Домовой жестом указал на ободранное кресло.

— Как я понимаю, ваш идеальный мужчина всё-таки остался жив. Верно?

Кивнула, снова присаживаясь.

Проницателен, бородатый черт…

— Вы этому рады?

Облизнула пересохшие от волнения губы.

Казалось, от подобных вопросов все помещение стремительно превращалось в адов котел.

И снова кап-кап-кап — кипятком по натянутым нервам.

— Не уверена.

— Он плохо с вами обращается? — тут же задал Гриммо свой следующий вопрос.

— К сожалению, нет.

— К сожалению? — удивленно переспросил, приподнимая кустистую бровь.

— Да! — сказала так, будто созналась в преступлении — Будь это так — у меня бы не оставалось сомнений в том, как реагировать, понятно? С ненавистью все просто. От ненависти не ждешь любви, Арчибальд. И опасаться её естественно. Реагировать в ответ ненавистью — тоже. Когда я воюю с кем-то, я не чувствую себя неправильной…

— А сейчас, значит, чувствуете? — тут же ухватился за нужную нить домовой.