Не знаю даже, что чувствую, но память услужливо подбрасывает мне картинки: этот мужчина держит меня за руку, гладит по волосам, не отходит от моей постели, «я люблю ее», – горячо, но нежно шепчут его губы.
Меня словно ошпаривают кипящим маслом.
Впервые при виде этого человека я хочу бежать на край света. Скукоживаюсь на ступенях лестницы, где мы сидим, желая растаять, как снежинка.
Он идет самостоятельно – неужели он сотворен из стали?
Его растерзанная рука пронизана спицами.
Это буквально оживший Алекс Мерфи[1], пришедший за возмездием.
Инна срывается с места, чтобы помочь ему, а я сижу, словно истукан, прикрученный к полу задницей. У меня нет сил даже взглянуть на него.
– Какого хрена ты делаешь, товарищ-подполковник? – без обиняков орет Рудова, подставляя ему плечо.
Константин идет ко входу – а я, как дура, сижу у него на пути.
Конечно, я не рассчитываю на то, что он по-джентельменски перемахнет сверху и растворится в тумане, чтобы не смущать меня. Суров вовсе не такой терпеливый, чтобы ждать, когда я оттаю.
Он прет, как танк.
Меня замораживает его ледяной взгляд.
Он останавливается передо мной. Вернее, вся процессия останавливается.
Я опускаю руки, цепляясь пальцами за выступы ступеней, будто меня сейчас снесет ураганный ветер.
– Привет, Эля.
Ох, твою ж…
Я сглатываю – этот выдержанный тон лишает меня всякой опоры.
Заглядываю в его серые глаза и проваливаюсь в них, словно в болото. Он все знает!
– Доброе утро, товарищ-по…
Он коротко улыбается, и меня так сильно бьет в сердце, что я осекаюсь.
Он не винит меня… Он…
Константин шагает по ступеням, обходя меня, будто царевну. Он кладет здоровую ладонь мне на макушку и слегка ерошит волосы:
– Кажется, пора объявить всеобщий сбор, – говорит непринужденно, направляясь к двери: – Без меня все чертовски расслабились.
Я поворачиваюсь вслед за ним и долго смотрю на дверь, которая уже давно закрылась за ними.
Меня терзает такая боль, что хочется забыться.
Этот мужчина слишком стойкий и несгибаемый для обычного человека. Судьба раз за разом бьет его, а он не отступает. Я хотела бы быть такой же сильной… если бы могла…
Но трусиха-Эля желала забыться на груди Тайгета Касара, не думая ни о чем плохом. Галоян был прав, я бежала от реальности. Суров стал тем молотом реальности, который разбил стеклянный купол, возведенный вокруг меня. Мощные челюсти глубоководного удильщика уже переломили мне хребет, а я и не заметила?
Когда я вернулась в лабораторию, вся команда была уже в сборе, и я ощутила, что Суров был заводным ключиком всего этого механизма, потому что здесь вновь все пришло в движение.
Смущенно, а иной раз и укорительно приветствуя меня, все что-то бурно обсуждали, и я поняла, что Шилов добился серьезного финансирования, а еще участия в проекте именитых звезд мировой науки.
Они уже знали обо всем на свете: что Тай убил одного из своих, что были уничтожены несколько военных баз и резерваций, что человечество вымирает…
Они курили, сидя на столах в совещательной комнате, болтали ногами, спорили – был ли это свет в конце тоннеля, или появление Сурова ставило все с ног на голову?
– Пойдем? – он оказался около меня в тот самый момент, когда я попробовала незаметно улизнуть в свою комнату, чтобы в одиночестве прочувствовать себя самым последним дерьмом на планете. – Поговорим, Эля?
Нет-нет, только не это.
Не хочу!
– Ладно, – пожав плечами, согласилась я. – Это, наверно, очень больно?
– Это? – он проследил за моим взглядом, брошенным на железяки вокруг его опухшей, истерзанной руки: – Это – нет.
– Вам разве не положен больничный?
– Ага, и хренов соцпакет.
Он указал мне на дверь, и вскоре мы оказались в коридоре. Один на один. И пошли бесцельно, будто прогуливаясь.
– Что собираешься делать? – вдруг спросил он то, чего еще никто у меня не спрашивал.
– Сегодня?
– В принципе.
Он говорил со мной ласково, но так, что ясно – я теперь уже девочка взрослая.
– Ты подумай, – терпеливо: – Время есть.
Я снова сглотнула. Сердце у меня стучало так тревожно, будто мне предстояло прыгнуть с парашютом.
– Попробую спасти человечество? – сказала я пафосную чушь, пожала плечами и сконфуженно увела взгляд.
– Только не говори, что ты женщина-кошка и ночами бегаешь в латексе, – на его губах снова возникла успокаивающая мягкая усмешка: – Спасать мир не такая легкая работа.
Ему ли не знать?
Я вскинула взгляд, и мы смотрели друг на друга, словно два дурака, столкнувшиеся лбами.
– И с чего ты хочешь начать? – спросил он. – Ты всегда выдумывала что-то неординарное.
Что-то типа секса с пришельцем?
Облокотившись спиной на стену, я тихо рассмеялась и почесала затылок:
– Да уж, в этом я мастер.
– Просто следуй своему сердцу.
Улыбка тотчас сбежала с моих губ.
– Оно не может ошибаться, Эля. Просто слушай его, даже, если ты окончательно запуталась, – он коснулся пальцем моей груди, а затем щелкнул меня по носу: – Все в порядке. Не цепеней так, глядя на меня.
– Я… не…
– Между нами все, как и прежде.
Кивнула.
– Иди спать, Черникова, – он отошел на два шага, давая мне простор. – Если понадобишься, разбудим.
Я снова хотела сказать ему спасибо.