Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

Следующей остановкой в поездке Картера предполагались Гавайи, где он собирался отдохнуть. Однако главный советник Картера по внутриполитическим вопросам Стюарт Эйзенштат опасался, что отдых президента в такое время может обернуться серьезной политической катастрофой. Он считал, что группа сотрудников во главе с президентом, разъезжая уже больше месяца за пределами страны, не отдает себе отчета во всей серьезности настроений дома. Сам Эйзенштат однажды утром по пути на работу в Белый дом простоял 45 минут в очереди, чтобы заправиться на колонке Amoco на Коннектикут-авеню, и его охватило почти такое же бесконтрольное чувство ярости, которое испытывали его соотечественники во всех концах страны. И мишенью этой общенациональной ярости были не только злополучные хозяева бензоколонок и нефтяные компании, но и сама администрация. «Это был период беспросветного мрака и уныния, – позднее говорил Эйзенштат. – Вопросы инфляции и энергетики сплелись в одно целое. Со всех сторон нависало ощущение безысходности и невозможности выбраться из этих проблем». Президенту, поглощенному иностранными делами, следовало бы знать, что происходит у него дома.

Итак, в последний день токийского саммита Эйзенштат отправил президенту памятную записку, рисующую в мрачных тонах ситуацию с нехваткой бензина: «Ничто не вызывало ранее такой растерянности, недовольства и возмущения американцев и даже резких выпадов в ваш адрес. Во многих отношениях мы переживаем, по-видимому, наихудшие времена. Но я искренне уверен, что мы справимся и сумеем использовать имеющиеся возможности». Измученный Картер отменил поездку на Гавайи и, вернувшись из Токио, обнаружил, что его рейтинг упал до 25 %, что соответствовало рейтингу Никсона в последние дни перед отставкой. Картер удалился в горный район Мэриленда, в Кемп-Дэвид, где, вооружившись 107-страничным анализом настроений американцев, который подготовил его любимый интервьюер Патрик Каделл, проводящий опросы общественного мнения, он предполагал поразмыслить о будущем страны. Он нашел там мнения лидеров различных общественных течений и вывод о том, что в основе всех проблем Америки лежит ее «нарциссизм».

В июле саудовцы подняли нефтедобычу с 8,5 до 9,5 млн баррелей в день, приняв во внимание и просьбы Соединенных Штатов, и свои собственные интересы обеспечения безопасности. Увеличение нефтедобычи в Саудовской Аравии должно было сократить нехватку в течение нескольких следующих месяцев, но решение саудовцев не было ориентировано на долгосрочную перспективу, и, как показывали события нескольких предшествовавших месяцев, на нем не могло строиться благополучие Америки и стран западного мира. Не могли дополнительные поставки немедленно остудить и бурные проявления американского общественного мнения.

Картер должен был предпринять что-то заметное, масштабное, позитивное и многообещающее в долгосрочной перспективе. Он поддержал концепцию широкого плана по созданию синтетического топлива, основанную главным образом на программе в $100 млрд, выдвинутой Нельсоном Рокфеллером в 1975 г. Она должна была стать так необходимой стране «привлекательной и конструктивной программой», и его аппарат лихорадочно работал над конкретными предложениями. Однако раздавались голоса, выражавшие сомнение в целесообразности такой программы. New York Times от 12 июля сообщила, что, согласно данным нового исследования, проведенного в Гарвардской школе бизнеса, более дешевым и быстрым путем сокращения американского импорта нефти является не создание синтетического топлива, а принятие программы энергосбережения. Другие источники предупреждали, что программа создания синтетического топлива окажет отрицательное воздействие на окружающую среду. Но в июле в своем обращении к растерянной и возмущенной нации, в котором он говорил о «кризисе доверия» в Америке, Картер все же объявил о плане получать в 1990 г. 2,5 млн баррелей в день синтетического топлива, главным образом из угля и горючих сланцев. Первоначально он хотел назвать цифру в 5 млн баррелей в день, но его убедили этого не делать. Впрочем, его обращение, хотя в нем и не были произнесены эти слова, приобрело известность как свидетельство «болезненной нерешительности» Картера.