Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

Стратегия завоевания доли рынка закончилась. Но, объявляя восстановление квот, ОПЕК настаивала, что это бремя не должно лечь только на ее плечи – его должны разделить и не входящие в ОПЕК страны. И впоследствии были выработаны соглашения, в которых эти страны указывали, что они выполнят свою часть обязательств. Мексика сократит свою нефтедобычу. Не допускать роста нефтедобычи (но не сокращать ее) обещала Норвегия. По крайней мере это было уже что-то. Советский Союз по большей части воздерживался от переговоров. В мае 1986 г. один из его видных деятелей в сфере энергетики высмеял саму идею, что Советский Союз когда-либо будет официально сотрудничать с ОПЕК. Советский Союз, сказал он, – не страна третьего мира, «мы не производим бананы». Что отчасти было верно: в Москве не было бананов. Но советские должностные лица видели свой баланс торговых счетов, и потеря доходов в твердой валюте при продаже газа и нефти, если так будет продолжаться, оказалась бы губительной для осуществления планов реформирования и оживления стагнирующей советской экономики, которые только что начали формироваться при Горбачеве. Так что Советский Союз обещал принять участие в усилиях ОПЕК, сократив свою нефтедобычу на 100 000 баррелей в день. Обещание было несколько туманным, и определить размеры советского экспорта было достаточно трудной задачей, поэтому страны ОПЕК не были уверены в том, что русские выполнят свое обещание. Но в данной ситуации важна была и символическая готовность к сотрудничеству. Следующим шагом ОПЕК по ослаблению «хорошей встряски» была формализация квот и изменение цен. Но на пути был еще промежуточный период[585].

«Подбираем мелодию на слух»

В сентябре 1986 г. Гарвардский университет отмечал 350-ю годовщину своего образования. Подготовка к этому знаменательному событию велась уже несколько лет. Оно должно было продемонстрировать место Гарварда в жизни Америки и его вклад во всемирное распространение знаний. Для празднования юбилея не останавливались ни перед чем, начиная с погони за отмеченными Нобелевской премией именами и заканчивая выпусками специальных сувенирных шоколадок. Венчать церемонию должны были выступления двух человек – их Гарвард выбрал из 5 млрд жителей планеты. Одним был принц Чарлз, наследник британской короны. В конечном счете именно из Англии эмигрировал Джон Гарвард в Массачусетс, где в 1636 г. завещал свою коллекцию из 300 книг небольшому колледжу, которому впоследствии было присвоено его имя. Другим оратором был министр нефти Саудовской Аравии Ахмед Заки Ямани – он учился в течение года в Гарвардской школе права, а теперь делал щедрые пожертвования в пользу исламской диаспоры университета. Делегация от Гарварда даже вылетала в Женеву, чтобы вручить ему приглашение, которое он принял.

Жизнерадостный принц Чарлз произнес веселую и забавную речь, восхитившую всех присутствовавших. Ямани, однако, предпочел выступить с очень обстоятельным и серьезным докладом, изобилующим цифрами, точными до сотых долей. Текст его выступления был роздан заранее, когда приглашенные рассаживались в переполненном зале ARCO Школы государственного управления Джона Кеннеди. Таким образом, они могли следить за его словами по тексту. Это была речь, соответствующая такому торжественному событию, говорившая о перспективах, открывающихся после бурных, потрясших мир событий 1986 г., изменивших все экономические показатели. Одновременно она была и объяснением, и оправданием. Произнося речь мягким журчащим шепотом и лишь изредка позволяя себе слегка улыбнуться или сделать небольшое отклонение от текста, Ямани вспоминал свои битвы за цены с нефтяными компаниями в начале 1970-х, а в конце 1970-х и начале 1980-х гг. – со своими братьями в ОПЕК. Он говорил о том, как необходимы стабильность и признание за нефтью статуса «особого товара», а также обещал возврат к такому уровню стабильности, когда цена составит $15 за баррель при постепенном повышении и цены, и объема нефтедобычи ОПЕК. Это было видение очень упорядоченного мира. Интересно, верил ли он на самом деле в такую возможность?

В конце выступления Ямани согласился ответить на вопросы. Последним с места поднялся высокий задумчивый профессор, отметивший, настолько трудным и вызывающим споры вопросом является определение энергетической политики в Соединенных Штатах: конгресс сражается с президентом, сенат – с палатой представителей, различные ведомства – друг с другом и т. д. Легче ли этот вопрос решается в Саудовской Аравии? Не расскажет ли господин министр о процессе определения нефтяной политики у него в стране? Четко и без малейшего колебания Ямани произнес: «Мы подбираем мелодию на слух».