Добыча золотого орла. Пророчество орла

Плавт, которого с души воротило от пребывания в одной палатке с вольноотпущенником, подхватил вьючные корзины, хлопнул Веспасиана по плечу и подтолкнул к выходу. Оказавшись в палатке писцов, вне пределов слышимости для Нарцисса, Плавт негромко обратился к подчиненному:

— Тебе лучше вернуться к своему легиону. Третья когорта должна построиться без оружия, в одних туниках, и к ней надо приставить стражу.

— Почему, командир? Зачем подвергать их такому позору?

— Затем, чтобы они почувствовали стыд. Чтобы знали: если опозорилось подразделение, то это распространяется на каждого, вне зависимости от должности и звания. Это послужит хорошим примером для других когорт.

— Но, командир…

Эта немыслимая спешка с расследованием сбивала легата с толку, мешая сосредоточиться.

— Подумай о боевом духе солдат. Такое публичное унижение станет позором для легиона, и все, чего мы добивались в ходе этой кампании, — сплоченность солдат, возможность гордиться своим подразделением — пойдет псу под хвост.

Плавт остановился и повернулся к легату, подняв брови.

— Псу под хвост? Какое вульгарное выражение. Мне кажется, ты проводишь слишком много времени в обществе простолюдинов… Возможно, тебе стоит вернуться в Рим, пока ты не забыл, кто ты таков.

— Я знаю, кто я, — холодно ответил Веспасиан. — А также знаю, что правильно, а что нет. И говорю тебе: то, что мы тут устраиваем вместо настоящего расследования, — это большая ошибка. Ничего хорошего из этого не выйдет… командир.

Плавт уставил на него взгляд:

— Сдается мне, легат, ты забыл, кем являешься. Я отдал тебе приказ. Отправляйся к себе в легион и подготовь все к слушанию. Как только я обговорю этот вопрос со своими писцами, сразу же прибуду в расположение твоего легиона, и мы немедленно приступим к делу. Если же к тому времени необходимые приготовления не будут завершены, я расширю рамки расследования и не ограничусь командирами твоей Третьей когорты. Я ясно выразился?

— Так точно, командир.

— Тогда исполняй.

Глава 18

Старший трибун Плиний набрал побольше воздуху в грудь и выкрикнул приказ:

— Центурионы, ко мне!

Перед штабными палатками Второго легиона ровными шеренгами стояли бойцы когорты Максимия. Уже стемнело, но их строй был хорошо виден благодаря колеблющемуся свету множества факелов, которые горели в поднятых над головами руках легионеров Первой когорты, назначенных в конвой. В отличие от своих товарищей, подчиненные Максимия были без оружия и даже без доспехов, в одних туниках. Весь лагерь уже оповестили о том, что эти бойцы осуждены и скоро их могут изгнать из лагеря в наказание за то, что днем раньше они не смогли удержать брод. Некоторые солдаты были откровенно напуганы. «Не удивительно, — думал Катон, строевым шагом направляясь к старшему трибуну. — Это ведь и вправду страшно — оказаться без укрытия от непогоды и без оружия, чтобы защититься от вражеских шаек, которые запросто могут соблазниться возможностью, ничем не рискуя, раздобыть несколько голов римских захватчиков. И ведь неизвестно, сколько это наказание продлится».

Катон встал рядом с другими центурионами, образовавшими шеренгу перед старшим трибуном. По обе стороны от них выстроился конвой.

— Шагом марш! — скомандовал трибун, и группа направилась ко входу в самый большой шатер.

Полог был отдернут и закреплен, и было видно, что изнутри шатер залит ярким светом укрепленных на стояках масляных ламп. Сквозь проем Катон заметил, что рабочие столы писцов сдвинуты вместе, образуя длинный стол в задней части шатра, перед которым пространство оставалось свободным.

Еще несколько столов стояли сбоку: за ними уже сидели писцы, готовые вести протокол заседания.

По приказу трибуна Плиния конвой провел центурионов в шатер, и Плиний жестом велел всем выстроиться перед пустым столом. Конвоиры, держа руки на рукоятях мечей, сформировали шеренгу за их спинами. Писцы склонились над табличками со стило в руках, готовые вести записи. Все молча замерли в духоте шатра, ожидая появления членов трибунала. Катон, в первый раз оказавшийся в подобном положении, внутренне робел, но твердо решил никак не выдавать своего страха. Вытянувшись в струнку, он смотрел прямо перед собой. Однако невольно взгляд его скользнул по шеренге товарищей, и он заметил, что Феликс беспрерывно сжимает и разжимает кулаки. Неожиданно он повернул голову, и их взгляды встретились. Катон слегка кивнул, указывая глазами на кулаки, и, посмотрев вниз, Феликс явно удивился тому, что сжимает и разжимает пальцы, сам того не замечая. Он тут же прекратил нервные движения, благодарно подмигнул Катону и снова устремил взгляд вперед. Что же до Катона, ему полегчало оттого, что не он один в нынешних обстоятельствах полон тревоги.

Откинулся боковой полог, и в шатер вошел префект лагеря. Он шагнул в сторону и громогласно приказал:

— К прибытию высших командиров: встать, смирно!